Комедиантка

«Неправда! — возразила она сама себе, — неправда, он не чужой, и мне его жаль…»

Янка так остро ощутила в себе жалость к отцу, что на глаза невольно навернулись слезы; чтобы скрыть их, Янка низко наклонила голову.

«Что же такое любовь? Что такое любовь вообще?..» — размышляла она, стоя за кулисами и глядя на сцену, где выразительно и темпераментно Вавжецкий признавался в любви Росинской.

«Комедия!»

Майковская, проходя мимо, шепнула, указывая на Росинскую:

— Что за чучело! Какой шаблон! Ни на йоту искреннего чувства.

А позади Янки, в темном углу, какой-то господин в цилиндре, пожимая ручки хористке, изливался ей в любви…

«Комедия!»

Янка отошла в сторону, эта сценка в углу показалась ей отвратительной.

«Что такое любовь?.. Как все это понять?»

Она долго не могла успокоиться.

«Что-то должно случиться… Может, отец приедет, а может, Гжесикевич?»

Но тут же рассмеялась, столь нелепой показалась ей эта мысль.

Мими подбежала к Янке и сообщила:

— Все очень хорошо складывается, завтра нет репетиции. В Беляны поедем днем. Будьте дома, мы зайдем и заберем вас…

«Что такое любовь?..» — неотвязная мысль не давала ей покоя.

— Ох, Вавжек! Мог бы этой ведьме и не строить такие глупые рожи… Какое свинство! — возмущалась Зажецкая, бросая на сцену негодующие взгляды. — Вы только посмотрите, как она кидается к нему на шею! Целует его по-настоящему… обезьяна… Ну, подожди! Я тебе покажу, — прошипела она угрожающе и побежала к двери, откуда должна была выйти Росинская.

«Комедия!»

— Я еду с вами на прогулку, — сообщил Котлицкий Янке. — Топольский намерен изложить там какой-то план. Будем обсуждать вместе, вы ведь тоже едете?

— Вероятно, но если и не поеду, прогулка от этого хуже не будет.

— Тогда я тоже не поеду, просто будет незачем…

Котлицкий склонился над ней так, что девушка ощутила на лице его дыхание.

— Не понимаю, — сказала она, отстраняясь.

— Я еду лишь ради вас, — прошептал он.

— Ради меня? — Янка бросила на Котлицкого удивленный взгляд, неприятно пораженная его тоном. Внезапно она почувствовала к этому человеку неприязнь, почти презрение.

— Да… Вы могли ведь уже понять, что я люблю вас, — произнес он, с мольбой глядя на Янку, стараясь сдержать дрожь в губах.

— Совсем как в этой комедии, только там лучше играют! — с презрением бросила Янка, указав на сцену.

Котлицкий выпрямился, мрачная тень пробежала по его лошадиной физиономии, глаза угрожающе блеснули.

— Мое чувство вы принимаете за комедию? Уверяю вас, это не так, клянусь вам!

— Хорошо, завтра в Белянах, — прервала она его, подала на прощание руку и, мурлыча под нос какую-то песенку, пошла в гардероб. Котлицкий, кусая от злости губы, похотливо смотрел ей вслед.

— Комедиантка! — заключил он, уже уходя из театра.

«Какой лжец! Да и как он смел мне сказать такое? Зачем?..» — возмутилась Янка. Со дня именин у Цабинской он вел себя довольно странно, но только сейчас Янка начала осознавать смысл его поведения. «Любит меня!»

Это было почти оскорблением и вызывало протест. Янка смутно понимала, что своим признанием он унизил ее достоинство, унизил хотя бы потому, что принял ее за такую же, как другие женщины в театре.

«Что такое любовь?» — снова спросила себя Янка, глядя на хористок; каждая торопилась переодеться, чтобы успеть на свидание; постоянной темой споров и поводом для шуток всегда были мужчины и любовь. Янка относилась к этому с иронией, но и ее неотступно преследовал тот же вопрос, ответ найти не удавалось, а это порождало неудовлетворенность и раздражение.

Вернувшись домой, Янка сразу легла в постель, но уснуть не могла и еще долго вслушивалась в неясные звуки, доносившиеся с улицы. Часы текли медленно, тревога возрастала, и появилось предчувствие чего-то недоброго.

— Что-то должно случиться! — мучительно повторяла она, вся обращаясь в слух.

С улицы доносились неторопливые звуки шагов, постукивал палкой ночной сторож. У ворот позвонили.

— Кто это? — вслух спросила Янка и подняла голову, как будто можно было увидеть кого-то сквозь стены, потом опять забылась, но одна и та же мысль не давала покоя:

«Что-то со мной случится?»

Она лежала тихо и неподвижными полузакрытыми глазами всматривалась в безбрежную даль…

Внезапно Янка вздрогнула и еще глубже забилась в подушки, напряженно всматривалась она в неясные тени, которые становились все отчетливей. Янка задрожала, будто почувствовала на себе взгляд, чужой и таинственный, устремленный откуда-то из бесконечности.

Наконец она уснула; а пробудившись через некоторое время, снова увидела те же самые тени; теперь они двигались, принимали очертания незнакомого лица, постепенно оно придвигалось все ближе и ближе. Янка проснулась, но тревожное предчувствие становилось все невыносимее. Она озиралась по сторонам, слышала чьи-то шаги, казалось, кто-то вошел в комнату, крадется на цыпочках к ее кровати, наклоняется…

Она окаменела от ужаса. Она боялась шевельнуться, привстать и напряженно думала: «Кто это? Кто?».

Янка уснула только под утро, когда первые лучи восходящего солнца проникли в комнату.

VII

Янка проснулась в половине одиннадцатого; Совинская принесла завтрак.