Комедиантка

— Котлицкий, угомонись! Ты жалкий филистер, типичный образец этой гнусной разновидности, а потому молчи, когда говорят люди!

— Господа, успокойтесь же, невозможно уснуть, — жалобно простонала Мими.

— Да, да, не так уж все это весело! — заключила Майковская, широко зевая.

Вавжецкий начал снова наполнять рюмки. Глоговский придвинулся к Янке и с жаром принялся излагать ей свою теорию.

— Ибсен для меня удивителен, он предвещает появление кого-то более могущественного, словно заря перед восходом солнца. А новейшие разрекламированные немцы — Зудерман и компания — это громкие слова о маленьких делах. Они стараются убедить мир в том, что носить брюки на подтяжках вовсе необязательно, что можно обойтись и без подтяжек.

— Вот мы и пришли к тому, — вставил Котлицкий, — что нет уже никого. Одному попало по шапке, другому — под ребро, а третьему очень вежливо коленом…

— Нет, уважаемый, еще есть я! — возразил Глоговский, комично раскланиваясь.

— Сокрушили целые здания ради… мыльного пузыря!

— Возможно. Только ведь и в мыльных пузырях отражается солнце…

— Так выпьем же водки! — отозвался Топольский, до сих пор молчавший.

— Все к черту! Пьем и не думаем!

— Это и есть твой девиз, Вавжецкий!

— Пьем и любим! — подал голос Котлицкий, оживляясь и позванивая рюмкой о бутылку.

— Согласен, не будь я Глоговский, согласен, только любовь — душа вселенной.

— Подождите, сейчас я вам спою кое-что о любви…

Ой, люби меня, люби!
Коль владеешь мною,
Не давай моим глазам
Изойти слезою,
Эх-ма!

— Браво, Вавжек!

Все оживились, никто не пытался заводить умный разговор, каждый болтал, что приходило на ум.

— Милостивые дамы и господа! Небо хмурится, и в бутылках пусто. Пора уходить!

— А как?

— Пойдем пешком, до Варшавы не так уж далеко.

— А корзинки?

— Наймем какого-нибудь телохранителя. Пойду, займусь этим. — И Вавжецкий побежал в сторону монастыря.

Прежде чем он вернулся, все собрались в дорогу. Настроение поднялось. Мими с Глоговским танцевали вальс прямо на лужайке. Топольский был пьян, он то разговаривал сам с собою, то препирался с Майковской. Котлицкий, расплываясь в улыбке, крутился возле Янки, а та уже совсем освоилась и развеселилась. Она улыбалась Котлицкому и шутила с ним, позабыв о его признаниях. Он уверовал, что дурные впечатления едва коснулись ее души и тут же были забыты.

Шли нестройной цепочкой, как и бывает на прогулках. Янка вила венок из дубовых листьев, Котлицкий ей помогал и забавлял пикантными шутками. Янка слушала его, но когда вошли в большой, поросший густым кустарником лес, она вдруг стала серьезной. Ласково смотрела она на деревья, прикасалась к стволам, при этом губы и глаза ее выражали такую радость, что Котлицкий не удержался и спросил:

— Должно быть, хорошие знакомые?

— Близкие, хорошие и не комедианты, — ответила она с легкой иронией в голосе.

— А вы злопамятны. Не верите и не прощаете… Я же хочу одного — доказать вам…

— Так женитесь на мне! — неожиданно предложила Янка.

— Прошу вашей руки! — ответил он в том же тоне.

Они посмотрели друг другу в глаза и оба помрачнели. Янка, сдвинув брови, машинально отрывала зубами листья от венка, Котлицкий, опустив голову, молчал.

— Идемте быстрее, можем опоздать на спектакль.

— Итак, завтра будут читать мою пьесу?

— Вот именно, только читать, потому что Добек еще не расписал, роли…

— Боже! А когда же вы ее поставите?

— Не волнуйтесь, Глоговский! Обыватели еще успеют вас освистать! — съязвил Котлицкий.

— Поставим в следующий вторник, через неделю… Во всяком случае, я так хочу! — заявил Топольский.

— Короче говоря, на все репетиции и разучивание ролей остается четыре дня. Никто ничего не запомнит, никто не успеет хоть как-нибудь сделать роль… Это же самоубийство!

— Выставишь Добеку две рюмки водки, и он тебе отбарабанит всю пьесу.

— Ага, начнет кричать за всех. Тогда уж лучше объявить, что пьесу будут не играть, а читать.

— За меня можете не беспокоиться, я роль выучу.

— Я тоже.

— Не сомневаюсь, женщины всегда помнят текст, а вот мужчины…

— Мужчины, не зная текста, сыграют. Возьмите Гляса — никогда не учит ролей; за несколько репетиций познакомится с пьесой, остальное делает суфлер.

— То-то Гляс и играет!

— А что вы хотите, приличный актер, совсем неплохой комик.

— Паясничает, чтоб не освистали, вот и выходит сухим из воды.

— Прошу ответить, совершенно серьезно. Ваши последние слова были шуткой или желанием, вернее условием? — допытывался у Янки Котлицкий, которому пришла в голову какая-то мысль.

— Все хорошо до тех пор, пока не слишком… скучно. Вам это известно? — ответила Янка раздраженно.

— Благодарю! Запомню… Но имейте в виду: терпение — залог успеха.

Котлицкий, прищурив глаза, посмотрел на Янку, поклонился и больше уже не подходил. Его самоуверенность не была поколеблена: он решил ждать.