Он открыл воду, проверил газ… Минут через тридцать на столе стояла жаренная на двух жирах (сливочном и растительном масле) картошка, огурчики, помидорчики, грибочки, аджика и свежий хлеб. Рюмки были чистыми и удобными, а водка холодной.
– Ну, за знакомство, – сказал он, поднимая рюмку, – меня, кстати, Геннадием зовут, а то мы не познакомились…
– Игорь.
– Вот теперь можно и за знакомство… Ты хлеб в аджику макай. Нет ничего лучше для водки, чем хлеб с аджикой. Ты ешь. По глазам вижу, голодный.
Я приготовился к куче вопросов, но вместо этого он показал рукой на старые часы, шумно отсчитывающие секунды.
– Присмотрись внимательно. Ничего не находишь в них необычного.
– Странные они какие-то.
– А точней?
– Точней не скажу.
– Это ошибка часовщика. В этих часах стрелки останавливаются не 60, а 61 раз. 61 минута, состоящая из 61 секунды. Но идут точно. Месяцами можно не подводить.
– Странная штуковина.
– Странная и символичная. Я когда их в карты выиграл, долго не мог поверить. Специально считал раз за разом… Они изменили моё представление о жизни и о времени. Двадцать пятый кадр, шестьдесят первая секунда… Скрытая секунда. Одна на час. За годы жизни, знаешь, сколько их таких набегает. Если собрать все секунды, которые от нас убежали… Знаешь, сколько в среднем живёт человек?
– Сложный вопрос.
– Несколько минут. Всего каких-то несколько минут. Всё остальное время он занимается чёрти чем. Всю жизнь мы носимся в поисках чёрти чего, замечая лишь на мгновения жизнь. И таких мгновений всего на несколько минут. А некоторые так и умирают лет в восемьдесят, не прожив и секунды…
– За это можно и выпить.
– За это необходимо выпить!
– А ты знаешь, – заговорил он, закусив водку капусткой, – что в астрологии один градус земной орбиты соответствует одному дню.
– Не стыкуется. Триста шестьдесят и триста шестьдесят пять.
– Это дань принципу неопределённости.
Он разлил остатки водки по рюмкам.
– А теперь спать.
– Может, останешься? – спросил он, накормив меня на следующий день завтраком.
– Да нет, я пойду. Спасибо.
– А то оставайся. Место есть, да и мне веселее.
– Нет, спасибо. Мне действительно надо.
– Ну, надо, так иди.
Мы крепко пожали руки.
– Ты это… Я завтра уезжаю. Ключ будет вот здесь, – он показал мне малозаметный гвоздь, – если надо… ты не стесняйся.
– Спасибо.
Я хотел ещё что-то сказать этому, по сути, совсем чужому мне человеку, как-то выразить нахлынувшую на меня волну сыновней нежности, но в голову лезли только банальные глупости, и я решил ничего не говорить. Только спасибо, и всё.
Я повернулся и быстрым шагом пошёл прочь от приютившего меня странного человека. Я вновь был бездомным беглецом, бойцом с тенью, параноиком. Впереди был весь мир, страшный, организованный в борьбе со мной, с такими, как я, мир. В кармане было чуть больше двух тысяч рублей, в голове самый насущный в мире вопрос: Куда? И откуда-то из глубины подсознания ко мне пробился тихий, спокойный ответ: Вовик.
Конечно же, Вовик! Как я мог о нём забыть! Позвонить? Или лучше нагрянуть незваным гостем? Немного подумав, я решил обойтись без звонка. Не до церемоний.
– А я о тебе только что вспоминал, – сказал мне Вовик, открывая дверь.
– Я не помешал?
– Заходи. Чай будешь?
– Буду. Ты точно не занят?
– Заходи.
Не успел я войти, как в дверь позвонил кто-то ещё.
– Чайковского трахаете? – на пороге был улыбающийся Дима. – Я тоже хочу.