Р и м м а. И здесь никого? Фу-у… С ног сбилась… Посидеть хоть…
С е м е н о в н а
Р и м м а. Думаешь, не справилась бы? И себя б не обидела, и другим жить бы давала!
С е м е н о в н а. Это ты можешь. Нет, что ли, Тони?
Р и м м а. И ее нет и своего найти не могу. А ты что?
С е м е н о в н а. В Осиновку еду. Ведь выдумают же! Собаки там, говорят, человека съели!
Р и м м а. Собаки — человека?
С е м е н о в н а. Вот именно! Человек человека съесть может, это запросто, а вот собаки…
Р и м м а. Слыхала я, много их развелось в Осиновском лесу.
С е м е н о в н а. А кто виноват? Заводим, бросаем, заботиться некому, вот и дичают. Угроза населению получается. Райисполком постановление принял: привлечь охотников. Павел Фомич премию хорошую обещал. Думала, твой уже знает.
Р и м м а. А зачем же я его ищу?
С е м е н о в н а. Да уж… Наделал твой муженек шуму. Весь поселок гудит.
Р и м м а. Он у меня такой — тихий, тихий, а за сестру любому голову готов проломить. С другой стороны, и Тоню не оправдываю: всех дома учит, а сама…
С е м е н о в н а. Тоню не тронь!
Р и м м а. За нее же обидно! В запертой комнате вдвоем. Это что же получается? Кто ж ее теперь, бедняжку, замуж возьмет?
С е м е н о в н а. Зато дом делить не придется и импорт весь будет твой — так плануешь? Развязала подружкам своим языки — признавайся!
Р и м м а. Подозрения твои очень даже обидны, Семеновна! Я нашей Тонечке только добра желаю! Костя, конечно, погорячился, человека мог покалечить, но и Тонина тут прямая вина. Сама признала: «Я виновата».
С е м е н о в н а. Тоню я знаю лучше тебя. Гордость в ней есть.
Р и м м а. Какая же это гордость? Вдвоем за дверью. Стучимся — не отпирают.
С е м е н о в н а. Ну и что? Зачем молодость сразу чернить? Почему в хорошее не поверить?
Р и м м а. Хорошее с другого начинается.
С е м е н о в н а. Кто сказал? Знаешь что, Римма? Суматошничаем мы, торопимся все куда-то, про чувства настоящие забыли, а ведь есть она на свете — любовь, есть!
Р и м м а. Тебе-то зачем любовь, Семеновна? Амуры твои давно в отставке!
С е м е н о в н а. Не обо мне речь… А верить — буду!
Р и м м а. Это в тебе твой идеализм играет. Знаешь, за что типа этого Костя с лестницы спихнул? Думал, тот хоть жениться готов, а он: извиняюсь, говорит, вы меня не так поняли!
С е м е н о в н а. А вы хотите в загс дубьем загонять? Видала, картина у Тонечки на стене — «Любовь земная и небесная»?
Р и м м а. Ой, со смеху умру… Небесная у них, скажешь? Какая же небесная, когда серьги он ей сулил?
С е м е н о в н а. Серьги?
Р и м м а. Вот и раскинь умом — если милиция за такие дела берется!
С е м е н о в н а. Милиция за такие дела берется, чтоб хорошим людям помочь! А Тоню я в обиду не дам!
Р и м м а. Ничего… Обломает тебе жизнь рога, Тонечка… Будешь, как мы, грешные…
Тонечка! Хоть один живой человек.
Т о н я. Ничего, сиди.
Р и м м а. Садись, садись, каждому свой стул. Костю не видела?
Т о н я. Нет.
Р и м м а. Так переживает, бедный, так переживает… Куда-то исчез, никак не найду… Если заявится, скажи: дело есть. Ладно?
Т о н я. Хорошо.
Л и з а. Тонечка! Хорошо, что я тебя одну застала! Сколько нам надо переговорить!
Т о н я. Я тоже узнать у тебя хотела. Помнишь, поручение тебе давала — рассылку бочек на пункты проследить?
Л и з а. О чем ты говоришь? Я совсем о другом! Я так переживаю! Знаешь, как мне тебя защищать приходится? Считают, что ты сама его к себе пустила — через окно!
Т о н я. Но ты проверила?
Л и з а. Кого?
Т о н я. «Бочкотару». Артель. Договор у нас с ними. Продезинфицировали перед отправкой?
Л и з а. О чем ты говоришь?
Т о н я. О бочках.