Комедии

Вот Менедем из «Самоистязателя». Как и положено суровому отцу, он донимал сына бесконечными наставлениями, чем вынудил его покинуть родину и уйти в наемники. Теперь старик полон раскаянья, обрекает себя сам на изнурительную работу и при возвращении сына готов от радости на любые расходы, лишь бы загладить свою вину перед ним: он понял, что молодость имеет право на увлечения и даже безрассудство. Еще более последовательно придерживается этой программы старый холостяк Микион, олицетворяющий систему либерального воспитания («Братья»): он прямо-таки считает, что для юноши вовсе не грех влюбляться, кутить и даже выламывать двери в доме у сводника. «Двери выломал? Поправят. Платье изорвал? Починится». Важно, чтобы сын не таился от отца, не боялся кары и преследований; дружелюбие и откровенность — вот гарантия того, что в своих поступках сын никогда не зайдет слишком далеко. И сыновья, надо признать, платят отцам искренностью за искренность: достаточно прочитать в тех же «Братьях» 4-ю и 5-ю сцены IV акта, чтобы понять, как ценит Эсхин доброту своего приемного отца и какие душевные муки испытывает при мысли, что его могут заподозрить в предательстве возлюбленной. От суровой римской морали, превыше всего ставившей отцовскую власть и беспрекословное подчинение ей всех членов семьи, все это довольно далеко, как далеко и от комедийных масок ворчливого старика и юноши, привыкшего срывать цветы удовольствия где только возможно.

Впрочем, среди действующих лиц Теренция вообще трудно найти хоть одно целиком отрицательное. Даже представитель самой презираемой профессии — сводник, которому достаются увесистые зуботычины («Братья»), виноват, в сущности, только в том, что он выбрал себе такой род деятельности; но коль скоро он ею занимается, смешно было бы требовать, чтобы он делал это в ущерб себе. Из четырех встречающихся у Теренция гетер (включая сюда эпизодическую роль Филотиды в «Свекрови») только Вакхида в «Самоистязателе» ведет себя достаточно вызывающе — опять же в рамках своего ремесла; о другой Вакхиде — в «Свекрови» — мы еще скажем, пока же упомянем Фаиду из «Евнуха», которая с трогательной заботливостью ищет родных похищенной девушки, а в конце комедии отдает себя под покровительство вполне добропорядочного афинского гражданина. Но коль скоро у Теренция добродетельны (конечно, в пределах своей профессии) даже гетеры, то каких же вершин самопожертвования можно ожидать от отцов и детей из состоятельных, благополучных семей? Ответ на это мы найдем в комедии «Свекровь».

5

Расстановка действующих лиц в «Свекрови» кажется вполне традиционной: в двух соседних домах проживает по паре супругов, у одних — взрослый сын, у других — дочь на выданье. Нет ничего более естественного, чем желание стариков породниться и успеть еще понянчить внуков. Между тем молодой человек (Памфил), согласившись на брак с соседкой только под сильным нажимом со стороны отца, поначалу никак не может забыть о своей прежней любви к гетере, и его супружеский союз остается фиктивным. Постепенно, однако, плененный кротостью и терпением молодой жены, Памфил сближается с ней и рвет с гетерой. Здесь в дело вмешивается новый мотив: за два месяца до свадьбы Филумена, будущая жена Памфила, подверглась насилию, и теперь наступает время родов. Пользуясь тем, что Памфил уехал по делам на чужбину, Филумена покидает дом свекрови и переселяется к матери, чтобы втайне разрешиться от бремени. Причина ее удаления первоначально не известна ни свекру, ни даже родному отцу, и каждый из них считает виновной в этом собственную супругу: свекрови всегда заедают век невесток, а тещи вечно недовольны своими зятьями! Между тем в комедии Теренция все происходит наоборот: мать Памфила клянется, что никогда не сказала невестке худого слова, и готова удалиться жить в деревню, чтобы не мешать счастью молодых. Вернувшийся из отлучки Памфил, узнающий скоро истинную причину возвращения Филумены в родительский дом, оказывается между двух огней: он не может принять сына, родившегося у Филумены, как своего, так как понимает, что это не его ребенок; с другой стороны, чувствуя себя виноватым перед ней за проявленное к ней ранее пренебрежение, не решается открыто обвинить ее в добрачной связи.