И л ь и н. Ну, это для кого как. До десятого класса все вместе учились. Вдруг у нее — редкий талант на рояли, а у Женьки, у которого ни при каких обстоятельствах самостоятельного голоса не было, вдруг мировой тенор открылся. «Ч-чарующий»! «Женечка»… Даже имя, как у девчонки. Консерватория, аудитория, сиреневое пальто, голубые брюки… Ходит бережно, как больной, и рукой за связки держится. Первый тенор — атаман вокальной шайки. «Чарующий»…
С т р а х о в. Ты что же, к голосу ревнуешь?
И л ь и н. Буду я ревновать! Я не ревную, я разоблачаю чуждый элемент. Тенор, да еще лирический — это голос не наш, не советский. У нас эпоха сильная, ее надо басом воспевать!
Н и н а. А Ленский? Ну, скажем, перед дуэлью тебе не нравится?
И л ь и н. Нет, мне после дуэли нравится, когда басом: «У-би-ит». Узнаю гений Чайковского.
С т р а х о в. Все?
И л ь и н. Я Женьку пижоном назвал, а она потом всю дорогу ругалась.
Н и н а. И не всю. Только назвала хулиганом… два раза.
И л ь и н. Три — хулиганом и два — дураком.
С т р а х о в. Все ясно. Возможности к примирению нет.
Н и н а. Все равно он мне противен.
И л ь и н. А ты — мне.
С т р а х о в. Ну что через силу ругаетесь? Я все равно вас помирю. Завтра прошу Нину и Женю Новикова на репетицию. После экзаменов у нас вечер. Там будут и рояль и тенор. А теперь — одна личная просьба: прежде чем разругаться на всю жизнь, сосчитайте в уме до десяти. До десяти проходили?
Н и н а. Антон Иванович, я совсем не мириться, я к вам по другому делу пришла. Хочу о Любе Зверевой посоветоваться. Последнее время с Любой что-то происходит. От всех сторонится. И одеваться стала как-то плохо, неряшливо. А мальчишки — такие дураки: никто с ней не дружит.
И л ь и н. Вчера мы идем по двору, а Люба стоит и плачет.
Н и н а. Я ее спрашиваю — молчит.
С т р а х о в. Я тоже заметил. Спасибо, что сказали. Подумаю. Сегодня же поговорю. Ведь она моя соседка.
В е р х о в с к и й. Здравствуйте, Антон Иванович. А-а, сестра… И Ильин здесь? В наше время это называлось — друзья детства. А теперь как?
Н и н а. Ты преподаватель, даже директором был, ты должен знать, как говорят ученики.
В е р х о в с к и й
С т р а х о в. Она сейчас придет. Садитесь. Здесь шла речь о Любе Зверевой.
В е р х о в с к и й. Что же можно сделать с физическим недостатком? Еще моральные дефекты школа пытается исправить. И это нам иногда удается.
И л ь и н. Павел Николаевич! Павел Николаевич! Вы обещали, вы слово дали не говорить!.. Честное слово!..
В е р х о в с к и й. Я и молчал, а теперь — дело прошлое. Завтра кончаются выпускные экзамены. И мы и вы можем только гордиться. Вашу руку, гражданин Ильин!
И л ь и н. Вы…
Н и н а
В е р х о в с к и й. Правду. Вор-рецидивист.
Н и н а. Этого не может быть!..
С т р а х о в. Павел Николаевич, зачем вы это сделали?
В е р х о в с к и й. Что ж тут дурного? О таких случаях в газетах печатают.
С т р а х о в. Мы же его не из тюрьмы, а из школы выпускаем. Не знаю, что было раньше, но кто-то им занимался, в школу Ильин пришел хорошо подготовленным, и исправлять его не приходилось. Не следовало его выдавать, да еще при мне, при Нине.
В е р х о в с к и й. Я и в классе скажу. Почему нет? Ах, у мальчика больное самолюбие? Да, может быть, этот мальчик людей резал, возможно, и будет резать.
С т р а х о в. А вы для него ножик точите?
В е р х о в с к и й. Благодарю за урок. Надеюсь, я могу выйти из класса, не прося разрешения.
С т р а х о в
М а р и я М и х а й л о в н а
С т р а х о в. В чем дело, Мария Михайловна?