Р а и с а В а с и л ь е в н а. Оставь ребенка в покое… Гена, возьми грушу.
М у ш т а к о в
Л а р и с а
М у ш т а к о в. Да ну? А что ж у Корсакова?
Л а р и с а. Ну, хотя бы… «Золотой петушок».
М у ш т а к о в. Вот-вот… «Золотой петушок». А если будешь лодырничать, так у тебя, брат, не то что петушка — воробья не получится.
Д и к т о р. Начинаем нашу очередную передачу из цикла «Искусство молодых», посвященную молодым представителям драматического искусства. Сегодня мы пригласили к нам в студию выпускников театральных вузов столицы. Послушайте монолог Рюи Блаза из одноименной драмы Виктора Гюго в исполнении выпускника театральной школы имени Каратыгина Юрия Куницына.
Л а р и с а. Ой, Юрка! Наконец-то!..
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Это уж слишком. Можно зажечь свет.
Ю р и й.
М у ш т а к о в
Л а р и с а. Да что вы, папа…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. У отца болят глаза — зажги свет.
Л а р и с а. А я не позволю, я хочу смотреть.
Ю р и й
М у ш т а к о в. Я сказал — выключить!..
Ю р и й.
Л а р и с а. Что вы сделали?.. Зачем?..
М у ш т а к о в. На место! Или я разобью телевизор.
Т е т я С и м а. В чем дело? Что происходит?
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Ты спрашиваешь… Когда горе приходит в дом, так оно прет и в двери, и в окна, и в… телевизор.
Л а р и с а
М у ш т а к о в. Ты уже полтора года смотришь на этого Каратыгина и думаешь, что заставишь отца смотреть на него всю жизнь, да?
Т е т я С и м а. Так вот оно что. Это и есть тот самый…
М у ш т а к о в. Мало того, что я вижу этого оболтуса каждое воскресенье у себя в доме, так мне еще в будни показывают его по телевизору. Он заявляет мне с экрана, что теперь ему «ничто не страшно». Я думаю… Это мне, мне страшно… Страшно, что ко мне в дом забрался какой-то… парнюга с дипломом затейника.
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Савелий, я прошу тебя — успокойся. Все это скоро кончится.
М у ш т а к о в. Я знаю, как это кончится. Он притащит ко мне в дом свой обшарпанный чемодан и назовет меня «папашей». Он будет курить мои папиросы и носить мои галстуки. Через неделю он станет на меня кричать за то, что я долго сижу в ванной и по ночам громко кашляю…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Это не-вы-носимо! Ну зачем ты себя изводишь?
М у ш т а к о в. А через месяц он загонит нас с тобой в угол, вот увидишь… На кухню, в мусоропровод! И нам останется только тихо переживать и… плакать «внутренними слезами». Это у них называется «система Станиславского».
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Сава, что с тобой? Ты сошел с ума…
М у ш т а к о в. Нет! Это вы… вы думаете, что я сумасшедший. Да! Я невежда, я профан, я ни черта не понимаю в искусстве, но я… я знаю Шекспира. И я помню, что когда принц Гамлет начал сходить с ума, к нему в дом тоже пригласили актеров, чтоб его развлекать… Так вот — я, слава богу, не принц Датский, я еще пока не сошел с ума, и я не хочу видеть в-своем доме артистов, не хочу! Понимаете? Не хо-чу!
Т е т я С и м а
М у ш т а к о в. Какой он артист? Единственный человек, у которого он имел успех, — это моя дочь. И то потому, что разыграл перед ней влюбленного идиота.
Л а р и с а. Зачем вы так говорите, папа? Я… я не могу это слышать…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Не смей затыкать уши, когда с тобой говорит отец!
Л а р и с а. Все это гадко… отвратительно, это… это, наконец, жестоко!