Комедии

Д а м а. Да!.. Только. Только наказания. Сознание, что он еще на свободе, что он может обмануть еще одну женщину, невы-но-симо тяжело…

К с а н а. Я постараюсь узнать, как обстоит дело с розыском. Как ваша фамилия?

Д а м а. Какая, последняя?

К с а н а. Разумеется. Разве у вас их много?

Д а м а. Сквержневская.

К с а н а. Зайдите ко мне в четверг.

Д а м а. Благодарю, благодарю вас… Вы чуткий, отзывчивый, вы… редкой души человек… Я в четверг зайду… Всего, всего доброго…

К с а н а. До свидания…

Д а м а (с порога). Да, простите. Если заодно разыщется и гарнитур, то я лично претендую на сервант и торшер — не больше. Вы же понимаете, что моя женская гордость, она… она дороже полдюжины каких-то стульев… Слава богу, у меня есть на чем сидеть… До свидания… Привет редактору… (Уходит.)

К с а н а (приоткрывая дверь). Кто на прием?.. Входите…

Входит  С е р а ф и м а  Г р е н к и н а, лет пятидесяти шести, в дождевом плаще и жокейской шапочке. В руках авоська, из которой торчат газеты, бутылка молока и помидоры.

Г р е н к и н а (удивленно глядя на Баташеву). Тю-у!.. Новенькая… А где Канторович?

К с а н а. Он в отпуске.

Г р е н к и н а. Да ну?.. И за что?..

К с а н а. Как это — за что? Ни за что… Просто поспел его срок.

Г р е н к и н а. Ни за что, доченька, ни с того ни с сего отпуска не дают… Значит, было дело… А насчет сроку — сколько по закону полагается, столько и дадут… Не обвесят! И правильно… Прижимал он нашего брата корреспондента, критикой брезговал, сигналы глушил… Значит, теперь заместо его вы будете?.. Давай знакомиться, дочка, — ваш внештатный корреспондент Гренкина Серафима.

К с а н а. Я что-то не встречала ваших корреспонденции…

Г р е н к и н а. А я в целях самосохранения подписываюсь: Ираида Зоркая…

К с а н а. Теперь припоминаю.

Г р е н к и н а. Вот-вот… Иначе нельзя. Живу, как в тылу врага. Узнают — убьют.

К с а н а. Кто же эти враги?.. Где они?..

Г р е н к и н а. А хоть бы у нас в доме… Да-а-а… Полным-полно… За стенкой по левую руку — семейка сам-пят… Он — как есть спекулянт-валютчик, она — фарцовщица, а детки — два тунеядца и дочурка легкого поведения, этажом повыше — игорный дом типа «казино» с напитками, содержит жена инженера, а внизу — акушерка живет, одна, подпольный абортарий имеет…

К с а н а. И вас никогда не привлекали за клевету?

Г р е н к и н а. Как же… Обязательно привлекали… Только ведь… правду-матку не засудишь… Об меня, доченька, два прокурора зубы обломали… Крутили туда, сюда, допрос, запрос, а потом и говорят: «Эх, Гренкина, крепкий ты орех… Нет под тебя статьи…» Вот честное пенсионерское…

К с а н а (записывает в блокнот). Вы в каком районе живете?

Г р е н к и н а. В Бурынкинском, где нарсудьей Дымченко Григорий Филиппович, он меня знает… Вот цветок-человек!.. Как завидит меня в коридоре, так завсегда пальчиком погрозит и скажет: «Смотри, Гренкина, будешь доносы таскать, я тебя из города вышлю…» Ну, юморист… Я у него в камере как своя…

К с а н а. И давно вы занимаетесь этим делом?

Г р е н к и н а. Начала в пятьдесят втором. Сперва писала в местные органы, в райсоветы, горисполкомы, в областную милицию, потом в республиканские центры… А вот последние полгода сигналю в прокуратуру Союза, а когда и прямо в Верховный Совет…

К с а н а. Вот как… Это уже… заметный рост.

Г р е н к и н а. Да-а-а… Безусловно… Мне в день по пять-шесть повесток вручают: «явиться до судьи», «явиться до следователя», бывает, что и на очную ставку выезжать приходится… Только я тебе скажу, дочка, как своему брату корреспонденту… (доверительно) устала Гренкина… Дергают, не дают работать… Да и средств не хватает, шутка ли — треть пенсии уходит на бумагу да почтовые расходы… Вот честное пенсионерское… А тут еще у вас сигналы зажимают… Где моя заметка «Под звон колоколов»? Под сукном?.. В корзинку бросили?..

К с а н а. О чем вы писали? Напомните…

Г р е н к и н а. Учителя Харитонова, из сорок второй, знаешь?

К с а н а. Нет.