Комедия положений (СИ)

Окончательный Сережин вердикт - в Лысьвенском водохранилище нету рыбы. А все россказни об изловленной рыбе с показами размеров (во!) и фантастических весов и количеств - всё это типичные охотничьи сказки. Слыхали мы такие!

Наконец, в четверг, 9-го потеплело, и мы с утра купались. Я нашел в воде блесну. Теперь мы купили катушку с леской и будем ловить карасей, щук и стерлядей на спиннинг.

В пятницу мы поехали в Кын. Дядя Паша был на покосе, и мы после обеда побежали туда. Попали на гребь. За два дня сгребли всё сено. Мы с Сережкой и гребли и таскали, а Сережка еще и на стог лазал, сено утаптывать.

В субботу мы вспоминали Катю. Не знаю, помогло ли ей это на экзамене?

А сегодня выходной, воскресение, праздник Петрова дня. Тетя Катя печет что-то вкусное, а Сережа покукарекал петухом и теперь изучает устройство русской печи.

До свидания. Крепко целую. Алексей и Сережа.

Анюта Павлова сдавала экзамены в Тимирязевский. Экзамены не были трудными для нее, за исключением последнего, русского языка, она была замечательно неграмотна от природы. Катеринка занималась с Павловой, и это была её единственная подготовка к предстоящему ей самой экзамену по литературе. Учительницы литературы всегда были довольны Катей, за школьное сочинение у нее была пятерка, и она на тройку во всяком случае рассчитывала.

Катя не возвращалась. Давно прошли все сроки, рассчитанные мною: 3 часа сорок минут дороги туда и обратно, ну час, ну полтора в Университете, скажут отметки и домой. Уехала в восемь утра, и вот уже и два часа, и три, и четыре.

День был выходной, возможно, воскресение, я сидела и вязала, и чем дольше Катя не возвращалась, тем быстрее я вязала.

Что-то случилось, и это что-то могла быть только двойка, иначе она не загуляла бы так, уже вернулась, зная, что я тревожусь, вернулась бы поскорее, чтобы поделиться со мной радостью.

Но её нет, значит, делиться нечем, значит двойка.

Было еще светло, когда повернулся ключ в замке, я отложила спицы, прислушалась. Стукнула дверь, легкие шаги и Катя на пороге. Лихорадочный румянец на щеках, темные круги под глазами, красные веки.

- Двойка?

- Да.

- Я уже поняла. А где была?

- Каталась на лодке с Анькой. Она как увидела двойку, сказала, что ей хочется меня укусить.

И уже на кухне Катя рассказала:

- У меня тринадцать синтаксических ошибок, я никогда так не писала.

- 13?

- Мама, я как увидела свое сочинение всё разодранное, исполосованное красным. Я даже и отспорить не пыталась. Столько не отспоришь.

Мы грустно посидели на кухне, я еще не веря в свершившееся, всё еще где-то на что-то надеясь, и жаль мне было потраченных дочкой усилий.

Все сроки вышли. Поступать в Московские институты было поздно. Армия моей дочке не грозила, и Катя смирились, как мне показалось. Сын моей сослуживицы, Сережка Аникин, которому я показала вступительные письменные контрольные по математике на мехмат, тоже решил туда поступать, сдал почти как Катя, только по устной математике у него было четыре, а не пять, зато по письменной четыре, в общем, тоже имел все шансы поступить и тоже завалил русский. Оба они писали по роману "Поднятая целина", Катину тему я не помню, а вот Сережина называлась " Поднятая целина как произведение социалистического реализма". У него не было в контрольной ни одной ошибки, но была двойка, тема оказалась нераскрытой.

Изменятся времена, и я прочитаю в журнале, что нет, и не может быть такого литературного направления, как социалистический реализм. Реализм и есть реализм, а если он социалистический, то возможно, уже и не реализм, а подтасовка фактов. Такая была подоплека этой статьи, о чем я тут же и передала Нине, матери Сережи.

- А я всегда это знала, - не удивляясь и не колеблясь, ответила Нина.

Спустя дня два, когда Алексей с Сергеем вернулись из Лысьвы, Катя сказала нам, что собралась поступать в Горький на мехмат, экзамены там были в августе.

Мы с Алешкой были в шоке.

- Дочечка, - уговаривала я Катю, - ну и зачем тебе Горький? Мы с отцом столько сил потратили, чтобы остаться здесь, возле столицы, чтобы вам не пришлось мыкаться по общагам, как нам, чтобы вы, дети, всегда были рядом, и вот ты вдруг едешь в какой-то там Горький. На будущий год поступишь, а сейчас поработаешь год.

- Не хочу, не хочу, не хочу работать. Я учиться хочу, можете вы это понять или нет, учиться.

И сдерживаемые все эти дни слезы обрушились водопадом.

И мы сдались. Алешка купил ей билет, и когда она стояла в дверях вагона, я ей сказала:

- Если тебе там не понравится, не оставайся только потому, что вот мы были против, а ты настояла и сейчас, если отступишься, то мы окажемся правы. Не обращай на это никакого внимания, возвращайся. Ты пойми, Катя, мы с отцом совершенно не готовы расстаться с тобой, нам трудно. Тебе ведь всего 17 лет.

Катеринка кивнула.

Поезд тронулся, перрон опустел, и мы остались на платформе одни, брошенные родители, а наша беспокойная, скандальная, но бесконечно любимая дочь ускакала искать в жизни какие-то свои пути.

Через день за Катеринкой уехал в Горький и Сережа Аникин.