Комедия в черно-белых тонах

Жизнь его журчала тихим ручейком, без особых эксцессов. На работе, в силу трудолюбия и аккуратности претензий ему, конечно, перепадало (шеф не был бы самим собой, если б не раздал люлей даже самому усидчивому работнику), но перепадало меньше, чем остальным. Вечно взъерошенная голова Шириного отпрыска была не пуста и приносила Натанычу радость – Мишаня плодотворно и, главное, честно отрабатывал на его благо. Иногда босс баловал его редкими, но вполне заслуженными отгулами и премиями.

Мойша редко когда отлынивал от работы, но сегодня у него явно на нее не стояло. Мечтая о том, как быстро доберется до дома и прыгнет на свой любимый мягкий диван с чашечкой какао, он, взглянув на всякий случай на время, стал сворачиваться. Затем подумал и решил взять работу на дом – впереди было два выходных. Шеф его не убьет, а за эти дни он все добьет в уютной и спокойной обстановке и втихую принесет на сдачу прямо в понедельник с утречка. Подумано – сделано. Циферки перекочевали на флешку, часовая стрелка наконец доползла до вожделенной римской палочки. Мишаня потянулся, захрустев косточками, и встал, наконец, из-за рабочего стола. Тут завибрировал телефон – на дисплее высветилось «Жека» и Мишаня ответил.

Любимый диван и какао отменялось, потому что Лаваныч вопил в трубку минут десять, взывая к совести, грозя всеми карами и несчастьями, если тот посмеет не пойти с ним в «БарДак». Мишаня уговаривался долго, отбивался руками и ногами от похода в клуб, но Жека пообещал сделать ему повторное обрезание, закопать в курган и расстаться навеки, несмотря на дружбу с детсадовского горшка. Михась очень хотел, но просто не мог отказать наглому и вечно вносящему хаос в его размеренную жизнь другу, отмечавшему покупку очередной машины. Он попытался образумить Лаванова:

– Жень, ну ты же знаешь, что у тебя со мной будут проблемы. Опять, как в прошлом году, будешь меня таскать на закорках?

– Хрен тебе. Пить будешь под моим чутким руководством.

– Да я и тогда пил под ним, только не помогло. Да и мама опять расстроится.

– Я позвоню твоей маме и пообещаю, что все будет под контролем. Буду за тобой следить как за «Шахом» [1]. Ты не можешь мне отказать!

Жека неожиданно отключился. Мишаня поАЛЛОкал пару раз, дунул в трубку, пожал плечами и решил пока не перезванивать – авось прокатит. Заднее место чуяло, что друг так просто не отстанет, придется идти. Ну и фиг с ним. Хочет таскать его отключившееся тело – пусть таскает. Ну не приспособлен Мишин организм для употребления алкоголя. Ладно б, как всех нормальных людей, срубало после литра, так нет…

Не успев закончить разговор и сложить свои вещи, он ощутил, как в кармане опять завибрировало – звук у телефона он отключил, ибо Натаныч за это их драл, как дед Михей своих сидоровых коз. Звонила мама. «Вот сволочь, все-таки позвонил. Убью, наглую рожу», – подумал Мишаня.

– Алло, мамуль.

– Мойша, дорогой, ты сегодня будешь у нас?

– Нет, я домой. Взял немного работы, сегодня чуток расслаблюсь, а завтра спокойно посижу, и добью этот дурацкий финанализ.

– Не ругайся!

– Мамуль, да что я такого сказал? Дурацкий – это разве ругательное?

– Все равно не ругайся. А «расслаблюсь» – это где? Опять собираешься в свой дурацкий «Бардак»?

– Мама, не ругайся! – не упустил отправить шпильку обратно по адресу сынок. – И почему сразу «Бардак»? Я что, дома расслабиться не могу? Хотел просто полежать на диване.

– Да как там можно спокойно лежать? От одного звука твоего капающего крана с ума сойти можно.

– Да пусть капает, он мне не мешает.

– Мне мешает. Я таки на расстоянии слышу этот мерзкий звук. Вот прям через все четыре квартала…

– Честное слово, сделаю. Я же тебе обещал!

– Месяц назад, если не больше…

– Вот доделаю бумажки завтра и починю. Слово даю!

– Хорошо. Только ты особо не надейся на «расслабиться». Я Елене-то позвоню, чтоб присмотрела за тобой. На всякий случай.

– Мама! Мне уже двадцать пять!

– Правда? Это у меня, наверное, склероз старческий, так как мне все время кажется, что тебе еще нет и пятнадцати… а Елене я все-таки позвоню.

– Мам, да Елена Александровна там в кабинете сидит, как белый человек с нормальным режимом – до пяти. Так что ее уже нет на рабочем месте.

– Хм-м-м… ну ладно. В двенадцать чтоб дома был!

– Мама! – застонал в трубку Мойша. – Это просто нереально. Или ты имеешь в виду двенадцать утра?

– Двенадцать! – отрезала Шира Самуиловна. – Или я приеду в клуб и надеру тебе уши.

– Хорошо. Два коктейля меня не убьют? Вернее ты меня не убьешь? – решил сразу уточнить сынуля.

Шира Самуиловна помолчала несколько секунд в трубку, затем вздохнув, дала добро:

– Два и ни каплей больше. И время… Время контролируй, раз работу на дом взял. Не вздумай меня подвести перед Давидом. Ты же знаешь…

– Мама, знаю! Все будет нормально. Два коктейля по-быстрому, и в двенадцать я уже дома. Полпервого можешь позвонить и проверить, в кроватке или еще нет.

– И никаких «грелок»![2]

– Мама, ну что ты! Какие «грелки» в клубе? Только институтки в библиотеке!