Комедия войны (ЛП)

С одной стороны, тридцать воинов, с другой — тридцать обозных.

С одной стороны, цивилизация дикарей, сохранившая кое-что от прошлого, но приспособившаяся к современной жизни. А с другой стороны — тридцать... ну, как бы сказать?.. поскребышей. Это уж не цивилизация дикарей, а крестьянские навыки в мелкобуржуазном рассоле.

Что это за солдаты? Кто они, эти люда, стоящие на солнцепеке? Они все в тяжелых голубых шинелях, пригодных только в Европе, в тяжелых, массивных, загаженных шлемах. Что за громадные ранцы в стиле XIX столетия?! Как они неряшливы! Один потерял галстук, у другого развязалась обмотка. Мюрэ слишком громаден, Пьетро слишком мал.

А напротив нас стоят тридцать шотландцев в коротких древних юбочках, с голыми коленями. На них удобные каски, их холщовые куртки и все их снаряжение чрезвычайно удобно. Их движения свободны, то есть аристократичны, и это делает их изящными и похожими на офицеров. У них гордый вид. Это — люди! А мы — только сброд! Конечно, у нас есть внутренняя сила, есть самосознание. Каждый из нас умеет принимать жизнь по-своему. Мы расчетливы и экономны. Но мы оказываем миру лишь слабое сопротивление.

Так-то так! Но выглядим мы отвратительно, так отвратительно, что я, сержант, испытываю тошноту. Тяжелые сомнения охватывают меня.

Смена караула продолжается. Шотландцы танцуют. Они выделывают всевозможные штуки и ногами, и ружьями. Они и подтянуты, и гибки, и горды, и веселы одновременно. Мои тридцать типов, тридцать дворников смотрят на них, выпучив глава, как на дикарей.

— Служба им нравится! — думают с изумлением мои солдаты.

Наконец, они тоже становятся смирно и беспорядочно берут на караул. Пьетро по обыкновению делает это на четверть часа позже других.

Мне эти шотландцы ближе, чем мои нормандцы. Я раздваиваюсь и все больше чувствую себя созерцателем, а не действующим лицом. Внезапно бешенство охватывает меня. Это не мои солдаты. Я их не выбирал. Такой человек, как я, должен выбирать, —ему ничего нельзя навязывать. Я вспоминаю, что года за два, за три до войны я мечтал поступить на английскую военную службу. Есть такая категория интеллигентных искателей приключений, которые вечно носятся по свету. В числе этих скитальцев бывают и воины, и Священники. Мои солдаты совершенно равнодушны к тому презрению, какое питают к ним шотландцы, да и я сам. Они знать не хотят об этом. Для них это все — только часть общего безумия войны.

Шотландцы уходят. Мои солдаты сразу распускаются. Ле-Сенешаль подходит ко мне. Он один угадал мои мысли.

— Молодцы эти ребята. Только немного похожи на прислугу.

Мы расположились в караульном помещении. Это — две конические палатки, поставленные поблизости от деревянного барака, где жил английский адмирал.

Ко мне подошел Мовье:

— Мы с Дельпланком на пять минут исчезнем, разыщем Камье и сейчас же доставим его тебе.

— Ступайте.

Я уже начал беспокоиться. А что, если верх возьмет Камье и втянет их обоих в историю? Мой взвод таял. Мне грозил перевод в рядовые.

Спасибо, море и бухта были на месте. И мое понимание событий.

Отсутствие моих молодчиков затягивалось.

Мне пришла в голову мысль, которая обрадовала меня еще больше, чем зрелище этих греческих или союзных кораблей на виду у Трои; меня разжалуют. Давно пора было сделать это. Я буду рядовым, я еще лучше затеряюсь в толпе, еще больше буду предоставлен самому себе и еще больше стану работать собственными руками.

Но вот я вижу, как, крадучись, приближаются три человека. Это мои молодцы.

У Камье рожа, как у выходца с того света. Он, видимо, напился, как свинья, и еще не успел опохмелиться. Он весь в синяках и кровоподтеках. Его шинель загажена. Он, видно, дрался и катался в грязи.

— Встать смирно!

Он не совсем знает, как ему себя держать. Вид у него угрюмый и мрачный. Опять мне придется распутывать узел!

Я делаю всем троим знак идти в палатку. Там уже находятся Ле-Сенешаль, Пьетро и еще несколько нормандцев. У меня торжественный вид. Все смотрят на меня исподлобья.

— Вы, очевидно, принимаете меня за дурачка, — начинаю я.— Но я хорошо знаю, что делаю. Я не сержант, я просто человек, такой же, как вы. Я связан с вами. Вам нужен такой тип, как я, иначе вам не избежать беды. Я не хочу применять наказаний и никогда не стану делать этого. Если бы я мог, я бы разбил вам морду при случае. А тебе-то, Камье, я давно должен был бы набить морду. Но я этого не могу, я недостаточно силен, и кроме того это не в моих привычках. Я не буду ни назначать тебе наказаний, ни бить тебе морду. Так и знай. Я сдаюсь на твою милость. Вы меня поняли. Ле-Сенешаль и Минэ поймут меня. Они ведь были со мной в Шампани. А ты не понял. Я хочу, чтобы ты одумался. Я не хочу, чтобы тебя отправили в тюрьму.

— Да уж ладно! Я свалял дурака! Я ведь понимаю...

Он говорил с трудом.

— Ты хорошо понял? Все вы поняли? У нас все должно быть по-товарищески, не как в других взводах. Но тебя я в последний раз выручаю из беды. Других я и впредь буду выручать. Но ты мне осточертел. Если ты не можешь ладить со мной, — скажи.

— С таким сержантом...— начал Мовье.

— Ты молчи. Пусть отвечает Камье.