— Эту фразу можно истолковать двумя способами, — произносит Папини. — В первом случае, с его точки зрения, мы не существуем. Иными словами, мы, разыгрывающие перед ним представление, принадлежим времени, а он уже находится в вечности, поэтому мы для него невидимы. Во втором случае он видит то, чего не можем видеть мы, и
— Проверить существование «этого», если говорить вашими словами, не представляется возможным, — говорит Гуриан, — поэтому я предложил бы выбрать другое направление, прежде чем дискуссия зайдет в тупик.
— Давайте не будем городить огород, — предлагает Ледесма.
— Есть еще одна, третья, возможность, — продолжает Папини. — В его вневременном восприятии он видит то, чем мы были, чем мы являемся, чем будем и даже чем могли бы быть, все возможные варианты. Глядя на вас, — он показывает на мистера Алломби, — он видит хозяина лечебницы, священника или уличную девку на окраинах Лондона, и число возможных Алломби так велико, что вы, с точки зрения донора, перестаете существовать.
— Что вы такое говорите? — возмущается мистер Алломби.
— Доктор Папини выражается образно, — успокаивает его Ледесма.
— Я говорю, что на словах донора можно построить гипотезу, — отвечает Папини. — Кто-нибудь ведет записи?
Он хочет заставить меня записывать его словоблудие. Занять мои руки. Позлить меня.
— Суть гипотезы в том, что мы есть, потому что мы не являемся всем тем, чем могли бы быть. Иными словами, сеньор директор, бытие основывается на отсутствии вариативности; можно сказать, что мы существуем в плане ошибки и благодаря ей.
Это его точные слова.
— Поаккуратнее, сеньоры, — говорит Ледесма. — Давайте сначала соберем данные, а потом уже определим границы анализа.
— Сначала границы, — парирует Папини, — а потом уже данные.
— Не думаю, — отвечает Ледесма.
— Данные, — произносит мистер Алломби. — А доктор Кинтана будет говорить с донорами
Я один? Со всеми донорами? Хихена встает, чтобы пропустить меня, Менендес открывает мне дверь, а Гуриан показывает на меня пальцем.
— Посмотрим, как сработает ваша магия, Кинтана, — произносит он.
Я хочу запомнить нас такими: мы лежим на траве, наши брюки расстегнуты, рубашка прикрывает живот и срам. Наши руки и ноги не слушаются нас, перейдя на сторону алкоголя. Гуриан вытаскивает челюсть, чтобы почистить ее от остатков мяса, и внезапно бросается на четвереньках вперед, влекомый охотничьим азартом: его челюсть хватает жука и возвращается в рот. Еще вина, чтобы избавиться от привкуса насекомого. Горчит? Ледесма зачитывает в голос фразы, собранные за смену.
Донор номер восемь: «Добро пожаловать».
Донор номер девять: «Как во сне».
Донор номер десять: (нет данных).
Донор номер одиннадцать: (нет данных).
Донор номер двенадцать: «Пресвятая Дева Луханская».
Донор номер тринадцать: «Не любит меня».
Донор номер четырнадцать: «Дети могут жить долго».
Донор номер пятнадцать: «У нее нет ни носа, ни глаз, но есть рот».
Донор номер шестнадцать: (нет данных).
Донор номер семнадцать: «Дания».
Менендес пошла спать. Пусть отдыхает. По приказу директора она весь день провела в моем кабинете, слушая, как я сто раз говорю правду донорам. Она увидела, что я настоящий кабальеро, в высшей степени интеллектуальный человек с богатейшим словарным запасом и жалостливым сердцем: каждому донору я дарил игрушечную лягушку, чтобы перезвон ее колокольчика сопровождал его до самого конца.
Но из всех ощущений дня в память мне врезается лимонный аромат, которым сочится Папини, сидящий в нескольких метрах от меня: он вырывает бумаги у Ледесмы и продолжает читать.
Донор номер восемнадцать: «Прикоснитесь ко мне».
Донор номер девятнадцать: «Он — тот, кто видит и дышит».
Донор номер двадцать: «Победила Аргентина».
Донор номер двадцать один: (нет данных).
Донор номер двадцать два: «Дать жизнь монстру».
Донор номер двадцать три: «Спасибо».
Я громко говорю, что фразы слишком коротки для анализа. Затем встаю на колени и излагаю свое видение вопроса. Несколько машин поставлены в круг. Доноры видят друг друга. Гильотины активируются последовательно каждые девять секунд. Каждая голова продолжает фразу предыдущей головы, заканчивая предложения и абзацы. Строфы, по выражению Хихены. Текст, который оправдает все затраченные средства и силы нашей команды.
Врач с родинкой отвечает, что для реализации моей задумки нам потребуется гораздо больше доноров и что так мы быстро исчерпаем запасы раковых больных в стране. Я отвечаю, что рак не единственная болезнь, которую можно лечить несуществующей сывороткой.