Комемадре

В качестве предлога, чтобы проводить с Лусио больше времени, предлагаю ему вместе решить проблему с желатином. Я настаиваю на том, что его мягкая скульптура рискует превратиться в «милое украшение» биеннале, интерактивную экспозицию, легкое времяпрепровождение для женщин с детьми. К тому же получать желатин, вываривая коровьи кости, — неудобно. Призываю переключиться на нефтепродукты. У нас есть еще три недели до крайнего срока приема работ. Под занавес наших поисков знакомая женщина-химик говорит нам, что, если кто-то и придумает, как обмануть гравитацию при помощи нефтепродуктов, достоянием искусства эта технология станет в последнюю очередь.

Отказавшись от желатина, Лусио все равно нужно сделать так, чтобы скульптура была мягкой, поскольку требуется хотя бы частично соблюсти параметры проекта, представленного на биеннале. Я говорю, что уважаю его, но считаю, что в данном случае можно и поступиться своими личными интересами, предложив более эффектный совместный проект.

У нас есть реликвии, украденные у Девы Марии. История с кражей этих вещей должна придать им ореол непристойности. Среди прочего Лусио стащил четки восемнадцатого века с сапфировыми бусинами. Их длины достаточно на две или три шеи. Лусио вспоминает крошечные руки ограбленной Пресвятой Девы. Я вспоминаю перчатки его матери. Нам одновременно приходит в голову рука с четками. Лусио настаивает на движении. Я живописую ему адские сложности срочного проекта с использованием аниматроники. К тому же одна движущаяся рука с четками не стоит потраченных на нее денег. А вот пятьдесят рук — вполне. И они должны быть мягкими и подвижными. Самым дешевым видом движения является вибрация. Лусио предлагает отлить из силикона пятьдесят детских рук и соединить их медным кабелем, через который каждые десять секунд будет подаваться ток, заставляющий их вибрировать. Он планирует повесить руки в воздухе на высоте полутора метров, подобно четкам. Молитвенные четки из молящихся рук. Дат говорит, что норвежцы не примут произведения искусства, название которого основано на игре слов, и спорит с Лусио о норвежскости. В результате, сам того не желая, я задумываюсь об аргентинскости. Мне вспоминается кража рук Перона. Тело Эвиты превратилось в реликвию в момент ее смерти. Руки Перона стали реликвией после того, как их похитили. У нас есть новая игра смыслов: христианские реликвии, полученные путем кражи, и кража, которая породила реликвию. Лусио рисует пальцем круг в воздухе. Он говорит, что у нашей инсталляции нет глубинного смысла, но если мы назовем ее «Перон», никто не обратит на это внимания. Дагу это нравится: он одержим Эвитой после своего приезда в Аргентину. Я предлагаю учесть мнение Дага, как представителя норвежской публики. Для тех, кто не знает истории с кражей рук Перона и вообще кто такой Перон, можно спроецировать информационный текст на белом фоне. Он будет вращаться и соскальзывать на пол, чтобы мешать чтению. Моя идея немедленно получает одобрение: в погоне за текстом люди будут нагибаться и падать, становясь частью инсталляции.

Мы отказываемся от общего формата четок: Лусио он кажется чересчур назидательным, а мне — высосанным из пальца. Реликвии Девы Марии, числом не больше трех, должны стоять на полу. Руки будут висеть парами на разной высоте, каждая — на своем электрическом кабеле, и дергаться через равные периоды времени. Это будут настоящие конечности умерших или потерявших руку людей. Нужно, чтобы публика узнала об этом прежде, чем увидит экспозицию.

Единственным законным решением в таком деле будет обойти морги в поисках никому не нужных рук под предлогом какой-нибудь научной работы. Лусио подкупает человека с факультета медицины на деньги Дага и через пять минут возмещает эти расходы, украв деньги из кармана означенного сеньора в момент прощания. Мне всегда казалось, что настоящая кража должна отнимать больше сил.

Мы в морге, и служитель выкладывает на стол со стоками для крови человеческие останки. У него есть четыре отдельные головы, одна голова с приоткрытым ртом, к которой прилагается туловище, и несколько рук. Ног — нет. На руках видны жилы, на некоторых пальцы измазаны тушью, на других чернеют пятна, похожие на капли вина. Вне формалина руки держатся четыре часа, именно столько может длиться инсталляция. Нам достались руки матери, руки сельского учителя, неграмотные руки и ученые руки.

Даг — норвежец, это большая редкость для Южной Америки, и ему хорошо удается давать взятки. Благодаря этому за неделю он преодолевает все юридические препоны, установленные для того, чтобы не позволить руке из Аргентины пересечь океан и провести лето в Осло. А вот неудачная попытка включения моего имени в каталог биеннале в качестве соавтора Лусио со всеми соответствующими формальностями демонстрирует нам во всей красе неподкупность норвежского народа. В аэропорту Осло мать Лусио предлагает нам забыть об этом как о досадной неприятности.