Комемадре

Готовность к красивому жесту облегчает согласие. Себастьян смотрит на сетку с цифрами, которую мы нарисовали на его лице. Сложнее всего будет сделать нос: он у него очень тонкий у основания и расширяется у ноздрей. Это значит, что нашему хирургу придется сточить кость в верхней части, расширить основание и добавить внутренний противовес. Квадратный лоб можно сделать с помощью титанового импланта, который будет держаться за счет естественного натяжения кожи головы. Губы нужно будет утончить. Челюсть, к счастью, не слишком отличается от нашей. Кроме того, нам придется похудеть, научиться правильно горбиться и подобрать соответствующий тон кожи при помощи профессионального гримера.

На все, включая заживление шрамов и восстановление, уходит три месяца. С каждой снятой повязкой на наших лицах появляется кусочек лица Себастьяна. Наблюдая за тем, как его лицо обретает новые отражения, Себастьян исполняется спокойствием, словно ему удалось в конце концов найти дорогу к чуду.

В фильме «Декартова шутка» видно, как мы сидим на койке в операционной. Смотрим на Себастьяна на велотренажере. А он глядит на мониторе электронного микроскопа, как личинки комемадре пожирают его ногу изнутри. Ступня отваливается от икры и остается на педали. Мы с отрепетированной секундной задержкой имитируем гримасы боли Себастьяна.

На видео в цифровом формате из-за какой-то особенности воспроизведения мы не слишком похожи.

Даг возвращается в Аргентину с матерью Лусио и организовывает для нас четверых ужин. В последний момент он приглашает отца Лусио, с которым никто не говорил с момента свадьбы в Норвегии.

Отец приходит в безукоризненном сером костюме. Даг, одетый в спортивное трико, заключает его в продолжительные объятия. Даг убежден, что аргентинцы любят долго и горячо обниматься.

Отец заводит разговор о цене на квадратный метр в Нью-Йорке. Мы говорим об этом. Потом он рассказывает, как какая-то горничная в гостинице зажала его в лифте, поздравила его с тремя близнецами и посочувствовала в связи с потерей одним из них ноги. Он считает, что это прямо указывает на успех нашей постановки. Он поздравляет нас.

Мать Лусио громко рассказывает о том дне, когда она обнаружила, что у ее первого мужа не хватает яичка. Самым любопытным, по ее словам, было не столько его отсутствие, сколько то, что это вскрылось через пятнадцать лет брака. Она узнала об этом от врача скорой помощи, реанимировавшего мужа после инфаркта.

Отец Лусио увлеченно пережевывает кусок мяса. Это дает нам время обсудить правдоподобность рассказа и представить себе половую жизнь, основанную на постыдных болезненных недугах. И хотя мать Лусио отказывается приводить подробности, она клянется, что все сказанное ею — правда. Даг спрашивает, не думали ли они имплантировать искусственное яйцо. Отец Лусио выдавливает из себя «нет» и закашливается. Даг бьет его по спине. Мать Лусио говорит, что из всех видов стеснения ее бывший муж всегда выбирает самый вульгарный.

«Тебе придется показать нам его, папа», — говорит Лусио.

Дорогая Линда, я не могу помочь тебе с идеями для заключительной части твоей работы. Какую теоретическую пользу принесет тебе информация о физических различиях, которые мы приобрели с годами? Та фотография, о которой ты просишь, просто невозможна. Вестей от Себастьяна у меня не было с тех пор, как он рассказал мне о своем намерении выращивать комемадре для аргентинской мафии.

Я был бы благодарен тебе, если бы ты сообщила Лусио, что копенгагенский музей прислал мне проект, который включает мою черепаху в коробочке, моего хомяка в банке и мое тело. Если я продам им себя (они называют это возмездным дарением), то получу пожизненную пенсию и смогу стать куратором зала, где меня выставят после смерти. Вдруг и Лусио получит похожее предложение от какого-нибудь музея из Осло.

Забившийся в шкаф отец вызывает полицию. Прибыв на место происшествия, полицейские обнаруживают двухголового ребенка во дворе, он лежит лицом вниз под проливным дождем. Одинокий рот второй головы издает нечленораздельные крики. Через несколько дней он присваивает себе голос своего брата и начинает произносить отдельные слова и целые предложения. В одном из интервью его спрашивают, каково это — быть принужденным жить в теле другого человека. Вот его слова: