— Плащ-палатки есть у всех. Ложитесь где-нибудь в молодом сосняке. Он растет густо, и в нем сухо. Да чтобы, упаси бог, часовые не спали! — строго предупредил Парфен.
— Давай я с тобой пойду, комендант, одному неудобно,— предложил Семка Голубцов. Но старик отказался от его услуг:
— Обойдусь без тебя, Сема. Мне свидетелев не надо.
Прихватив свой карабин, Парфен зашагал, встряхивая на ходу торчащим в сторону правым ухом малахая. Нам оставалось только ждать его.
Вечером стрельба прекратилась, мы проспали спокойно и утром встали, когда уже начало сильно пригревать солнце. Артиллерийские снаряды свистели теперь реже, чем вчера.
— Тятька не пришел? — с тревогой спросил проснувшийся Петя.
— Да ты не беспокойся, голубок, придет, — ласково ответил старый кашевар, хлопотавший у костра. — Парфен у нас башковитый, любого германца вокруг пальца обведет. Вот-вот нагрянет.
Мальчик беспокоился целый день, но Парфен вернулся только к вечеру. Он пришел не один. Впереди его понуро шагал средних лет мужчина без шапки, с бледным лицом и густым кровоподтеком у левого глаза.
— Стой, сук-кин сын! — скомандовал Парфен и, сняв с левого плеча короткий обрез, потряс им в воздухе, потом с презрением бросил в сторону. — Вот чем воюют, бандюги.
Парфен вытер шапкой пот с лица.
— Подхожу к лесу от Петровского поселка, — начал он, — остановился отдохнуть. Слышу шаги. «Стой на месте!» — кричу, а он из своего поганого оружия в меня. Да промахнулся. А я ему угодил в плечо. Он и руки опустил.
— Что же это за человек?
— Полицай. Почепский бургомистр прислал его узнать, много ли в лесу партизан осталось.
— На кой же черт ты сюда тащил полицая? — спросил кашевар. — Что нам тут с ним делать?
— Как это что?—Парфен выразительно взглянул на липу, стоявшую рядом. — Поднимем его туда, пускай сверху считает партизан.
После того как старик отдохнул, закусил, он сообщил нам новости. Отряды прошли за Десну благополучно. Когда партизаны утром приблизились к Погару, что в пяти километрах от дороги, там началась паника. Увидев внушительную колонну, гитлеровцы оставили город и залегли на противоположной окраине в старых окопах.
— Перетрусили, стервецы, как крысы, поползли из Погара. Нашим туда бы заскочить, хоть ненадолго. Да не дыми ты табачищем своим проклятым! — внезапно прикрикнул он на старого кашевара, который слишком близко придвинулся к Парфену, почтительно слушая его рассказ.
«Комендант» был некурящим и не выносил запаха табака. Но сейчас не табак привел его в сильное раздражение. Сорвав злость на старике и для вида помахав перед лицом рукой, чтобы отогнать дым, Парфен продолжал:
— Мы вот здесь сидим, а немцы наш хлеб крадут. Колхозников насильно сгоняют на поля. Зерно фашисты увозят на склады, в вагоны грузят. Под метлу зачищают. Эх, напрасно ушли отряды в такое время. И какой это дурак распорядился! — воскликнул старик, уже плохо владея собой.
Сведения о хлебоуборке, начатой оккупантами, очень расстроили Парфена. Бывший председатель колхоза, он слишком хорошо знал, сколько труда вложили люди, чтобы получить урожай.
— Сейчас нам негоже сидеть сложа руки. В совхозе «Глушки» все амбары забиты пшеницей. Надо «красного петуха» подпустить, пока хлеб не уплыл в Германию.
Мы решили немедленно идти в «Глушки». Парфен снабдил нас бутылками с горючим. У меня были термитные снаряды, привезенные еще с «Большой земли». Для «красного петуха» они особенно удобны. Команда наша состояла из шести человек во главе с Гудковым. Народ подобрался молодой, сильный, бывалый, если не считать меня — «москвича».
Остальным четырем подрывникам Парфен тоже посоветовал сходить на операцию, только в другую сторону.
— Если подорвать ничего не удастся, — наказывал он, — хоть шуму наделайте, постреляйте в фашистов. Важно, чтобы они думали, что партизан в лесу много. Не зря бургомистр этого негодяя с обрезом прислал. Догадываются, что здесь никого не осталось.
Вспомнив фашистского разведчика, старик опять стал раздражителен, отпустил несколько сильных эпитетов в адрес партизанских командиров, оставивших Рамасухский лес.
Бегают с места на место, а на зиму сами без хлеба останутся.
Простившись с товарищами, мы еще засветло двинулись в «Глушки». Пробирались балками, ржаными полями. Пасмурная погода радовала нас, особенно когда начало смеркаться. Темная ночь для партизана лучше звездной, а тем более — лунной. Соблюдая тишину, мы беспрепятственно приблизились к совхозу на полкилометра, и только после этого пришлось маскироваться, ползти. Часовые у амбаров одну за другой выпускали ракеты, освещая все вокруг.