Комендант Освенцима

Судьба странно распорядилась мной. Как часто я оказывался на волосок от смерти. На прошлой войне, в сражениях добровольческого корпуса, во время несчастных случаев на работе, при автомобильной аварии 1941 на шоссе, где я встретил грузовик с прицепом, ехавший с выключенными фарами, и успел, увидев его, за долю секунды бросить машину в сторону. Удар был нанесён по касательной — так, что, хотя спереди машина смялась в гармошку, мы все трое отделались порезами и ушибами. Однажды в 1942 меня сбросил сильный жеребец, и я упал совсем рядом с камнем. Это стоило мне только сломанного ребра. Как часто во время воздушных налётов я не дал бы за свою жизнь и ломаного гроша, и всё же я всегда оставался невредимым. Была ещё автомобильная авария незадолго до эвакуации Равенсбрюка. Все уже считали меня погибшим, после такого удара я не должен был выжить, и всё же этого не случилось. Капсула с ядом разбилась перед арестом. Повсюду судьба хранила меня от смерти, чтобы теперь покончить со мной так позорно. Как я завидую своим товарищам, которые смогли умереть честной солдатской смертью. Бессознательно я стал колесом в огромной машине уничтожения Третьего рейха. Машина разбита, мотор сломался, я должен отправиться туда же. Этого требует мир.

Никогда я не согласился бы на самовыражение, на раскрытие моего тайного «Я», если бы здесь меня не встретили с разоружающей человечностью, с пониманием, которого я ни в коем случае не мог ожидать. Благодаря этому человеческому пониманию я приложил все усилия к тому, чтобы, насколько это возможно, вскрыть суть дела. Но я прошу при использовании этих записок не предавать гласности всего, что касается моей жены, моей семьи и моих душевных порывов, моего внутреннего отчаяния [162].

Общественность может видеть во мне кровожадного зверя, садиста, убийцу миллионов — ведь широкие массы никак не смогут представить коменданта Освенцима другим. Но никогда они не поймут, что он тоже имел сердце, что он не был плохим.

Эти записки содержат в себе сто четырнадцать листов.

Всё это я написал добровольно и без принуждения.

Рудольф Гёсс.

Краков, февраль 1947.

РУДОЛЬФ ГЁСС: ЗАПИСКИ

1. «Окончательное решение еврейского вопроса» в к.л. Освенцим

Летом 1941, точную дату я в настоящее время вспомнить не могу, мне внезапно приказали явиться в Берлин к рейхсфюреру СС. Приказ был получен непосредственно из его адъютантуры. Вопреки своей привычной манере, он передал мне, в отсутствие адъютанта, смысл следующего: «Фюрер распорядился об окончательном решении еврейского вопроса; мы, СС, будем выполнять этот приказ. Существующие места уничтожения на Востоке не в состоянии провести предусмотренные крупные акции. А поэтому я выбрал Освенцим — во-первых, из-за его удобного для транспорта расположения, а во-вторых, потому, что это место легко сделать недоступным и замаскировать. Для выполнения этого задания я сначала выбрал одного из высших офицеров СС. Но во избежание ведомственных трудностей, от этого пришлось отказаться, и выполнять данное задание будете вы. Это суровая и тяжёлая работа. Она потребует от исполнителя всей его личности целиком, а возникающие при этом трудности не должны будут стать для него препятствием. Подробности вы узнаете от штурмбанфюрера Эйхмана из РСХА, который в ближайшее время приедет к вам. Подключённые к этому инстанции будут оповещены в известное время. Вы будете хранить этот приказ в строжайшей тайне даже от своих начальников. После беседы с Эйхманом вы сразу же вышлете мне планы предусмотренных сооружений.

Евреи — извечные враги немецкого народа, и они должны быть истреблены. Все без исключения евреи, до которых мы сможем добраться, сейчас, во время войны, будут уничтожены. Если биологические основы еврейства не удастся подорвать сейчас, когда-нибудь евреи уничтожат немецкий народ».

После получения столь серьёзного приказа я тотчас же выехал обратно в Освенцим, даже не доложив о себе своей высшей инстанции в Ораниенбурге. Вскоре после этого Эйхман приехал ко мне в Освенцим. Он рассказал мне о планах выполнения акции в отдельных странах. Вспомнить их последовательность я сейчас не в состоянии.

Прежде всего Освенцим должен был принять в соображение восточную часть Верхней Силезии и прилегающие к ней части генерал-губернаторства. Одновременно с этим, и по возможности непрерывно, евреев из Германии и Чехословакии. Затем Запад: Францию, Бельгию, Голландию. Он также назвал мне приблизительное количество транспортов, которое я уже тоже не смогу назвать. Затем мы договорились о проведении ликвидации. В соображение принимался только газ, потому что устранить ожидавшиеся массы с помощью расстрелов было бы совершенно невозможно. Кроме того, это вызвало бы слишком большое напряжение для эсэсовцев, которые должны были совершать это в отношении женщин и детей.