Комендантский час

— Ну и что?

— Неохота голову подставлять под их пули.

Парень захохотал.

— Интересно! Ты, видать, из трусливого десятка. А я уже многих укокошил, я такой, что готов и к черту в зубы. Передашь моим родителям, — он назвал фамилию, — что я жив и здоров, должны к награде меня представить за некоторые операции. Сам пан Кабайда обещал, слыхал о нем? Начальник украинской охранной полиции. А Василина, передашь, пусть не ждет, я себе другую невесту нашел в Киеве. Городскую.

У Третьяка перехватило дыхание. Этого палача и садиста Кабайду ненавидели так же, как и гестаповцев.

— Наградами заранее не стоит хвалиться, — ответил он тоном бывалого человека. — Может статься, что и не получишь их.

— Почему это не получу, если отличился?

— Война есть война. Вчера ты кого-то убил, а завтра, смотри, самого возьмут на мушку. Дело такое.

— Не возьмут.

— Может даже статься, — продолжал Третьяк ровным голосом, — что и до Киева сегодня не доберешься...

— Интересно! — рассмеялся полицай, но сразу же и насторожился. — Ну, ты брось! Еще накаркаешь...

Он хотел встать, уже подтянул под себя ноги, но вдруг обомлел, увидя нацеленный на него пистолет.

— Сиди на месте! — приказал Третьяк.

Полицай испуганно вытаращил глаза.

— Ты что, сдурел? — дрожащим голосом пролепетал он. — Я же с тобой по-дружески... Хочешь, вместе пойдем в партизаны.

— Поздно вспомнил о них. На том, кто пролил хоть одну каплю крови своего народа, выжженное Иудино клеймо. Ты сам себе вынес приговор...

Полицай побледнел.

— Разве же я по доброй воле? Это нем...

Прозвучал выстрел.

Третьяк достал из кармана полицая документы, взял оружие, а труп его уложил за столбом. Пусть думают прохожие, что человек лег отдохнуть да и заснул.

Пошел дальше. Будто и не останавливался. Те же зеленые просторы поля, светит солнце, в голубой высоте звенят невидимыми звоночками жаворонки, а впереди расстилается далекая, неизведанная дорога.

45

Ивана Крамаренко неотступно мучил вопрос: «Что делать?» Шел 1943 год. В начале февраля вся Германия под похоронную музыку колокольного звона три дня была в трауре по разгромленной под Сталинградом 6‑й армии фельдмаршала Паулюса. В июле произошла очередная, не менее грандиозная катастрофа на Курской дуге. Развивая успех, советские войска 23 августа во второй раз, и уже окончательно, освободили Харьков. (Первый раз город был отвоеван у врага 16 февраля 1943 года.) Бои приближались к Днепру.

Крамаренко уже ясно видел, что его тропка ведет к пропасти, однао свернуть с нее было некуда. Единственная возможность выйти из игры ему предоставилась в мае прошлого года, когда от пули неизвестного храбреца погиб Ганс Мюллер, но воспользоваться ею Иван опоздал. Неожиданно оттуда к нему наведались двое и потребовали, чтобы он в их сопровождении явился к новому шефу...

На этот раз беседу с Иваном вел толстый, непохожий на военного гауптштурмфюрер Отто Швамм, рангом ниже майора Ганса Мюллера.

— Вы, Крамаренкоф, уже послужили нам, но мало, ошен мало. Мой предшественник, царство ему небесное, явно был либерален с вами, это упущение я исправлю. Предупреждаю: служить великой Германии надо с полной отдачей, иначе мы не будем с вами миндальничать...

Он говорил медленно, твердо, пронизывая собеседника холодным взглядом прищуренных глаз, и это внушало страх, убеждение, что гауптштурмфюрер попусту слов не тратит. Иван растерялся.

— Не понимаю, чего еще от меня требуете?

Отто Швамм пояснил тем же тоном:

— Активнее помогать нам искоренять подрывные элементы в Киеве. — И добавил: — Прошу не задавать мне больше наивных вопросов. Мы с вами не дипломаты, ведущие переговоры за круглым столом, обманывающие один другого, мы люди действия...

Очередной жертвой, которой Иван думал наконец откупиться от позорной роли провокатора, был Георгий Синицын. Подталкиваемый личной неприязнью к этому человеку и чувствуя его глухое недоверие к себе, он сравнительно легко, не терзаясь угрызениями совести, совершил преступление. Надеялся, что месяц-два ему дадут побыть в тени, что помогло бы отвести подозрения подпольщиков, но он ошибся. Ожидаемого «отпуска» он не получил. Менее чем через неделю его снова вызвал Отто Швамм.

— Объявляю вам, Крамаренкоф, благодарность за Синицына, правда, вы не назвали его сообщников...

— Я их не знаю, — поторопился заверить Иван.

— Допустим. Тогда вы оправдайте себя в другом деле. В Киеве скрывается Семен Григорьевич Бруз — секретарь запасного подпольного комитета партии. Вам известна эта фамилия?

— Известна.

— Вам надо установить его адрес.