Комендантский час

Они беседовали еще долго, вспоминали завод, общих знакомых, коллективные выезды в лес, интересные фильмы, демонстрировавшиеся до войны, — «Чапаев», «Партийный билет» с участием Абрикосова, «Веселые ребята». Наконец Третьяк сказал, что ему пора домой, надо успеть до комендантского часа.

Валя взглянула на него как-то растерянно, слегка покраснела.

— Леня... — застегнула пуговицу на его пиджаке, — оставайся сегодня у меня...

Впервые за много лет их дружбы он явно почувствовал, что она звала его как женщина. И тоже смутился. Это прозвучало в устах Вали неожиданно. До сих пор у него и в мыслях не возникало, что между ними может быть нечто иное, чем крепкая дружба. И переступить грань установившихся отношений он был совершенно не готов.

— Валечка, пусть уж в другой раз. У меня дома будут волноваться, я ведь не предупредил своих, что задержусь.

Но она уже оправдывалась:

— Одной в этих четырех стенах тоскливо. Как на людном острове. Но раз не предупредил, надо идти, разумеется. В таких случаях, как сегодня, своих надо предупреждать обязательно, мало ли что...

— Мама всегда волнуется...

— Я понимаю.

Проводила его до двери и во второй раз густо покраснела, как только взгляды их встретились.

10

После каждой диверсии подпольщики не встречались два-три дня. Этого требовали неписаные законы конспирации. Третьяк с утра до вечера работал за своим столярным верстаком, но из головы не выходила последняя операция, которую они провели с Валей. После всего, что они пережили в тот день, Валя стала ему еще более близкой, более родной. То же, вероятно, чувствовала и девушка. Дружба между подпольщиками — это нечто отличное от обычной дружбы, это побратимство. Люди, рискующие жизнью, в своих чувствах достигают таких глубин, которые простым смертным трудно себе представить.

Коляра тем временем тщательно выполнял поручение брата — вести разведку и сообщать обо всем, что происходит в городе. Он по нескольку часов ежедневно слонялся в самых людных местах Киева, прислушивался к разговорам, сам был свидетелем некоторых событий и каждый раз приносил домой какую-нибудь новость. На заводе «Большевик» мастер-немец зверски избил работницу Серафиму Павловскую, а подростка Петю Вильховского замучил до смерти. На заводе «Ленинская кузница», где хозяйничал бывший помещик с Волыни барон Рентель, почти ежедневно по окончании работы обыскивали рабочих. Если у кого-нибудь, случалось, находили даже пустую бутылку из-под молока, его обвиняли в попытке кражи бензина и натравливали на него собак. Это пережил слесарь Багатюк и многие другие. Больного Иванова силой подняли с постели, привезли в цех, привязали к станку и заставили работать. Во дворе завода «Точэлектроприбор» гитлеровцы расстреляли рабочего...

Новости, приносимые Колярой, немедленно становились известны всей группе.

Старший сын дома, и у Марии Тимофеевны душа на месте. Правда, после одного разговора, когда он заверил ее: «Ты же знаешь, что я ничего плохого не сделаю», она немного успокоилась. Твердо знала: служить в полицию сын не пойдет, не станет выдавать наших людей. Вот разве что свяжется с партизанами... Но тут она понимала, что помешать ему не сможет. Пусть будет как будет.

Думы матери прервал мужской голос, раздавшийся во дворе:

— Здесь живет Леонид Третьяк?

Ему ответили соседи, указали на второй этаж. Мария Тимофеевна выглянула в окно, и сердце ее похолодело: к ним направлялся полицай. Хотела позвать сына из соседней комнаты, но тот уже стоял рядом.

— Я все слышал, мама. Не волнуйся.

Дверь на кухню и в коридорчик была открыта — полицай прошел не останавливаясь, может, еще и подумал, это специально для него, как для важной персоны, подготовили свободный проход. Ничего не говоря, повел длинным носом по комнате — осмотрел стены, жильцов, обстановку в квартире и остановился на Третьяке. Диалог начался протокольный, как у следователя на допросе:

— Вы Третьяк Леонид Григорьевич?

— Я.

— Это вам разрешено открыть мастерскую?

— Мне.

— Имеете свидетельство райуправы?

— Имею. Вот оно.

Полицай дважды перечитал свидетельство, возвратил.

— Почему не прибили вывеску на улице?

— А где ее заказать?

— Сами напишите. При Советах научились грамоте?

— Напишу.

Далее полицай обратился к Марии Тимофеевне с глупыми вопросами:

— Вы мать этого господина?

— Да.

— Чем занимаетесь?

— Хозяйничаю дома. Чем же еще занимаются старые женщины? Я свое уже отработала, а на новых хозяев пусть работают такие, как вы.

— Прошу не разглагольствовать много, — прервал ее полицай. — «Новые хозяева»... Вы кого имеете в виду?

— Кого же? Всех...

— Тогда выражайтесь почтительнее. За соседями не примечали чего-нибудь подозрительного?

— Нет.

Еще раз напомнив о табличке, полицай исчез.

Мария Тимофеевна проводила его взглядом, пока тот переходил двор, и сказала:

— Не Потапович ли направил этого пса к нам?

Третьяк удивился:

— Почему ты так думаешь?