Комендантский час

Мечтательным взглядом Валя посмотрела в окно. За ним виднелась макушка осокоря с поредевшими желтыми листьями, белые барашки плывших в небе облаков. При порывах ветра ветви осокоря качались, листья отрывались от ветвей и летели вниз, как вспугнутые мотыльки. Валя не видела ни дерева, ни барашковых облаков, она видела совсем иные картины, те, что сейчас владели ее воображением. Вот она идет по Москве или где-то неподалеку, а кругом — свои люди, красноармейцы в колоннах, и все такое родное, советское. У нее даже дух перехватило, лишь только мыслями перенеслась туда.

— Родным письмо напишу... — невольно начала мечтать вслух. — И вот что удивительно, Кузьма Петрович. Я знаю: буду ходить по Москве, буду радоваться, а пройдет несколько дней, и потянет в оккупированный Киев, к друзьям подполья, к нашим делам. — Снова посмотрела в окно. — А побывать на Большой земле очень хочется. Почувствовать себя еще раз свободным человеком — тогда и умирать не страшно. Как глуп Гитлер! Он рассчитывал на то, что нас, советских людей, можно сломить, заставить отказаться от того, к чему мы приросли сердцем...

— Я тебя понимаю, Валя, — задумчиво произнес Ивкин, наблюдая за ее движениями, мимикой, выразительным взглядом. — Здесь — смертельная опасность, жестокая борьба, беспощадная и бескомпромиссная, но радостно сознавать, что Родина рассчитывает на каждого из нас, что мы до конца преданы ей, преданы партии. Вот дождемся победы, и воспоминания об этих днях до глубокой старости будут согревать нас мыслью, что мы не напрасно топтали землю. Человек должен жить во имя чего-то, а не только для себя, тогда жизнь его не пролетит бесследно, как вон то облачко в небе, она будет наполнена содержанием. И это уже счастье. Даже если раньше времени погибнешь во имя чего-то.

— Чего-то высокого, — уточнила Валя.

— Конечно. Как сказал римский поэт, обращаясь к молодежи: «Красна и сладка смерть за отечество»...

Они помолчали в задумчивости. Но это было не хмурое молчание. Перед ними как бы раскрылись широкие, безграничные дали, освещенные верой в победу над врагом.

Молчание нарушила Валя:

— Кузьма Петрович, нам было дано задание находить людей, согласных принимать товарищей, которым необходимо скрываться. Две квартиры мы уже нашли: на Жилянской и на Большой Подвальной. Вторая вполне надежная, там проживает бывшая одноклассница нашего подпольщика Павловского, она работает в мастерской по ремонту военного обмундирования. Фамилия ее — Пелюх Женя.

— Молодцы! — снова похвалил Ивкин. — А мне как раз нужна новая квартира, потому что здесь рискованно долго засиживаться. Где живет Женя Пелюх?

Она назвала адрес, добавив:

— Вас проводит Павловский.

— Не надо, я сам, — почему-то решительно возразил Ивкин.

— Тогда вы должны сказать: «Просил Костя», потому что иначе не пустят.

Ивкин улыбнулся.

— Ясно. Не забуду. «Просил Костя»... Это тот самый Павловский, участник диверсии на нефтебазе?

— Да. Перед оккупацией он был разведчиком истребительного батальона.

О чем-то подумав, Ивкин спросил:

— Арест Охрименко не деморализовал товарищей?

— Говоря по правде, сначала растерялись, — ответила Валя. — Я тоже. Затем освоились.

— Еще раз напоминаю: конспирация прежде всего, — по-отцовски заботливо проговорил Ивкин, хотя сам не всегда придерживался этого правила. — Каждая ошибка очень дорого нам стоит. Ты знаешь, конечно, о последних репрессиях. На место арестованных мы уже поставили новых людей, сейчас работают почти все райкомы партии, райкомы комсомола, пополняем состав городского комитета. Но враг на этом, понятно, не успокоится. И ты, Валя, будь осторожна. Заметишь около себя что-то подозрительное — меняй квартиру или на какое-то время выезжай из Киева.

— Ясно, Кузьма Петрович. Буду осторожна.

Подумала: «Мне приятно сидеть здесь, а он ведь занят, только из деликатности не говорит об этом».

Сказала поднимаясь:

— Не стану вас больше задерживать, Кузьма Петрович.

Ивкин проводил ее до двери, спросил напоследок:

— Не забудешь пароль, который надо передать Третьяку?

— Не забуду.

Идя домой, Валя припоминала во всех деталях разговор с Ивкиным, и на душе стало спокойно, легко. Несмотря на недавние аресты, в Киеве работает горком, действуют райкомы партии, значит, разрозненные подпольные группы являются составными звеньями огромного патриотического фронта, руководимого единым центром. Яснее стала перспектива, а это при всех случаях удваивает силы. Может случиться, что Коля Охрименко — не последняя жертва в их группе, потери еще будут, но все равно гитлеровцы не смогут ликвидировать советское подполье оккупированного Киева, как они хвастливо заявляли. Для этого им пришлось бы уничтожить все население с его неисчерпаемыми резервами борцов против фашизма, стереть с лица земли сам город. Следовательно, борьба будет продолжаться с нарастающей силой и закончится неминуемой победой над врагом.