Комендантский час

В сознание юноши опять вдруг просочилась тревога, и он побежал в сторону леса. В спешке пробираясь через деревья и сугробы, он ни на секунду не остановился, боясь потерять драгоценные секунды. Отыскав, наконец, подземелье, офицер вошел внутрь и направился на свет. В коридоре было темно, слышались глухие всхлипы. Вскоре Александр вошёл в комнату-тюрьму, где увидел своего брата, стоящего на коленях в конце комнаты. Перед ним лежала мощная кувалда, вложенная в раскрытые ладони. Ярослав обернул свое заплаканное лицо к Саше. Оно являло ужас и отчаяние, которых офицер не видел никогда прежде у брата. Парень молча показал рукой на одну из колонн. Взглянув на нее, Александр заметил, что в разрушенной кувалдой части видны человеческие останки. Это были голые кости, одним своим видом указывающие на то, что Василий творил свои ужасы не один год.

Не произнеся ни слова, молодой человек попятился назад. Сдерживая тошнотворные позывы, он выбрался на свежий воздух, где его начало рвать. Мышцы живота, резко сокращаясь, больно сдавливали внутренности. Желудок был пуст. Оттого Александр упал на колени и, разведя руки, поставленные в сугроб, начал кричать. Все, что его окружало, ощущалось отталкивающе мерзким. Ему было противно думать о Василии, своей матери, семье Прасковьи и той девушке, что перед смертью обрела свободу. Он чувствовал липкость крови на своих ладонях, хотя знал, что они чисты. Наконец позывы прекратились, и он, зачерпнув снега, умыл им лицо и поднялся на ноги. Обернувшись, он увидел Богдана. Тот молча стоял напротив племянника, сочувственно глядя на него. Александр подошел к толстяку, крепко обнял его и заплакал.

– Тише-тише, мой мальчик, все кончилось….

– Я хочу уехать отсюда.

– Это не проблема, я заберу тебя.

– Да, но….. Я не хочу, чтобы меня что-то связывало с этим домом, с этим местом.

– Мы уедем навсегда.

– Все эти смерти, ужасы…. Люди про это все узнают, точно узнают.

– Узнают, но разве нам обязательно иметь что-то общее с людьми, что не были нам чужими лишь по злой шутке судьбы?

Александр отольнул от своего дяди.

– Нет, мы не обязаны марать свои имена, – в голосе юноши вдруг проклюнулась гордость. – Я сменю фамилию. Хочу взять что-нибудь простое.

– Хорошо. Все образуется, Саша. Клянусь, мы скоро забудем об этой истории.

Родственники вновь обнялись. Богдан вспоминал тот день, когда его брат умер, а его друг застрелился от осознания своей слабости перед болезнью. Он вспоминал свой лихорадочный поиск записей брата. Дневники, путевые заметки, билеты – все, что могло выдать толстяка, все, что могло обнаружить его сущность, – было сожжено дотла. И в этот раз игра окончилась в его пользу. Он крепко сжимал руки на спине племянника.

– Уж на кого – на кого, а не меня, Саша, ты всегда можешь положиться.

Хворь.

Предисловие:

1830-1831 годы запомнились современникам, как годы «новой чумы», польского восстания и всяческой смуты. С целью «купирования» заболевания правительство предприняло ряд крайне эффективных шагов, неверно трактованных большей частью населения. Особенно рьяно люди принялись сопротивляться проводимой властями политике, когда чиновники проявили излишнюю активность, хватая даже здоровых граждан и помещая их в специальные госпитали. Немало восстаний повидала русская земля в эти годы.

Часть 1

1830 год.

Тонкий восковой огарок потрескивал в полупустом церковном канделябре. Его тихое, немощное свечение не могло обеспечить должной видимости в безлюдном храме. Оно было способно лишь выхватывать обрывки святого образа, изображенного на небольшой иконе пред собой. Вдруг пламя резко шелохнулось, заволновалось и, наконец, схлопнулось в кроткую искру, оброненную на пол.

Сквозняк, проникнувший в церковь из открытой двери, растворился в темноте, а в зал вошел священник, преследуемый неумолкающей женщиной.

– Благодарю тебя, Демьян, такое дело ты большое сделал!

Священник, изображая скромника, лишь отмахивался и поддакивал.

– Они что же, хотели, чтоб людей сжигали? – удивленно спросила женщина, внимательно глядя на клирика.

– Да, говорили, что поветрие это только так и уничтожимо.

– Господи-господи, что творится-то, а? Мой Глеб ведь не болел ничем, от старости помер.

– Они не смотрят ни на возраст, ни на житие. Объявили о холере, да и всех под одну гребенку.

– Как хорошо, что у нас хоть в деревне такой защитник, как ты, нашёлся. А то как же, столько лет я прожила, а мужа похоронить спокойно не могу? Не по-христиански это дело. Ой, что творится….

– Не переживай, Афдотья. Нет никакого поветрия, это они на простых людей ополчились.

– Кто они? – удивилась женщина.

– Хозяева ваши! Вы же как привыкли: поработал на барина – пошел, погулял. А они видишь как? Всем дома сидеть, заразу не разносить! А кто эту заразу видел-то?

– И правда, не было заразы. Ох, хорошо же, что мы погнали этих кровопийц.

– Не то слово. Благо, есть у нас чудотворная икона свято чтимого Прохора, только ей и спасаемся. Ты поди домой, дети небось ждут.

Афдотья согласилась и, перекрестив сначала себя, а потом отца Демьяна, вышла из церкви.