Комендантский час

Илья Савельевич, как он признавался сам, долгое время «не ерепенился», похаживая в доцентах. Но, когда подготовил докторскую, на первом же предварительном обсуждении столкнулся с неприятием коллег.

Сама по себе тема о цене и её издержках на современном этапе развитого социализма ничего, кроме одобрения, не вызывала. Но данные о стремительном росте себестоимости продукции во всех отраслях промышленности региона тотчас привлекли повышенное внимание… Но и это не всё. Как хороший танцор начинает выделывать коленца от печки, так и Илья Савельевич в своей работе за исходную базу взял 1964 год — завершающий «эпоху волюнтаризма».

Илья Савельевич, готовый ко всему, был потрясен… В сравнении с шестидесятыми годами в народном хозяйстве по всем ключевым показателям выявилось полнейшее отставание, кроме, разумеется, пресловутого вала… Он углубился в исследования, лежащие уже в области социально-политической сферы, и доказал, что при клятых Совнархозах, когда на местах существовала — пусть и ограниченная — самостоятельность, дела обстояли гораздо лучше.

Обобщения Ильи Савельевича шокировали начальство, и он стал перед выбором: либо сменить тему, либо отказаться от ряда «спорных» моментов.

Илья Савельевич, съездив в Москву к известному академику, не только заручился поддержкой знаменитости, но и внес в свою работу дополнительные данные… Официальный отзыв ученого светила приятно удивил ректора, но поверг в смятение завкафедрой. Не иначе как по инициативе последнего из базового вуза прибыли два профессора и, как бы мимоходом, ознакомились с трудом Ильи Савельевича. Выводы, содержащиеся в нем, они сочли чрезвычайно сомнительными и субъективными… Шансы Ильи Савельевича значительно убавились.

Правда, после ноябрьского траура в стране он зажегся надеждой, тем более, что тот же академик выступил в центральной печати со статьей, носившей характер не полемики, а острого и беспощадного бичевания сложившейся системы хозяйствования… Но то ли академик слишком поспешно обнародовал свою позицию, то ли она не получила поддержки в кругах, малодоступных даже для человека с мировым именем, но поведение завкафедрой говорило о том, что надеяться Илье Савельевичу не на что.

— Согласен, я тебя спрашиваю? — надавил Вожжов.

В темной пряди, упавшей на лоб, ни седого волоска. Оттопыренная верхняя губа придавала насупленное выражение, даже когда он был благодушен… Илья Савельевич захотел больно хлестнуть словом. И хлестнул бы, если б не полковник. Поэтому постарался отделаться помягче.

— То, на чем мы стоим, закладывали до Леонида Ильича другие. Может, он и хотел сделать как лучше, но получилось наоборот.

Борис весело присвистнул.

— Удивительно, Мари Дмитривна, чай пила, а пузо холодное.

Хохот Дозморова был долгим.

— Ну-у, Борис, тебе только комментатором у политиков служить… Да-а, друзья мои, — посерьезнел он. — Крыша нашего дома прохудилась, но фундамент и стены крепкие… И во многом благодаря Иосифу Виссарионовичу.

Неловкая пауза возникла в разговоре… А Дозморов задумался, закрыв рукой рот и крохотный подбородок. Лицо его будто заканчивалось носом-пуговкой с пупырчатой родинкой.

«Ловко ты повернул», — отдал ему должное Илья Савельевич.

Вожжов, наоборот, нахмурился и, воспользовавшись тем, что Дозморова отвлек Борис, шепнул:

— Я согласен. Но заслуги Брежнева… Никита дел наворочал, а исправлял, пятое-десятое, он.

— Уж он наисправлял! — громко вырвалось у Ильи Савельевича.

Дозморов, оголившись по пояс, бодряще предложил:

— Бог, как говорится, и троицу любит… Наливай, Борис. А там и окупнуться можно.

Валентин Михайлович нерешительно взглянул на Илью.

— Вопрос один есть… Борис, ты бы сходил зажигание или магнету какую проверил, — подморгнул он шоферу.

— Так бы и сказали, ступай поищи искру, — послушно поднялся шофер.

Илья Савельевич беспечно, как будто его ничего не касалось, следил за редкими облаками… Потом (это ему не показалось) вначале почувствовал пристальный взгляд, а уже затем услышал Дозморова:

— Теперь часто будем встречаться, Илья Савельевич.

— На перекрестных допросах?

Дозморов искренне расхохотался, а вслед за ним кисло улыбнулся и Вожжов.

— Ты выслушай сначала.

Дозморов, усевшись удобнее, весь лучился от необъяснимой пока радости.

— Коллеги теперь мы с вами. Сотрудники одного института. Даже на одном этаже службы находятся… Мое заведение, правда, в другом крыле.

— И каким же вас ветром?

— Попутным, разумеется. Согласно последнему приказу назначен проректором по режиму.

— Непыльная должность, — съязвил Илья.

— Не я, так другой, — и тени обиды не выразил Дозморов.

Илья Савельевич не выпускал из поля зрения и Вожжова. Валентин явно нервничал.

«Неспроста», — догадался Илья, и напряжение его спало.

— Говорите откровенно, что от меня надо.

Дозморов, сняв с руки часы, как бы взвесил их на ладони…

— Вместо ремешка — ячеистый браслет. Выпади одна финтифлюшка — и соскользнули часики с руки. Любая цепочка состоит из звеньев.

— Декларативное начало. Вы не находите?