Днем солдаты разбивают ломами торчащие зубцы стен, стаскивают битый кирпич к своему БРДМу и заносят обломки на ровное плато крыши. За день работы внизу у брони возникает выложенная со стороны «зеленки», кособокая, хилая и непрочная красно-рыжая стена прикрытия. Такие же вырастают и по периметру срезанной во многих местах крыши. Бойцы, обосновавшие свое жилье именно на крыше, выстраивают там нечто наподобие кирпичных домиков с дырявыми стенами для стрельбы. Уродливые в своей причудливой форме, эти амбразуры еле скрывают от палящего солнца своих обитателей. Вместо крыши некоторые солдаты натягивают днем свои выцветшие, застиранных до дыр камуфляжи.
Худые, загоревшие до черноты тела лезут в узкие щели укрытий, пытаясь спрятаться среди дырявых, продуваемых ветром нищих своих жилищ. Бетонная крошка и, накопившаяся за многие годы здесь песочная пыль окутывает саваном мокрые людские спины, пристает несмываемой грязью к лицу.
Маленькие, грязные и злые, как черти, солдаты, громко матерятся и покрикивают друг на друга. Работу надо закончить к закату. Потому что завтра уже будет другая. Это быт. Он всегда сложнее самой войны.
Я сплю или читаю литературу убогой, в три-четыре десятка книг, школьной библиотеки. Чеченцы принесли компьютерную приставку и весь день играют у телевизора в «стрелялки-догонялки» и «гонки-обгонки».
Чтобы избавиться от мягкой, утомительной лени, я строчу в черновике рифмы на разные темы, но в основном матерные, и в основном про Рэгса и Рамзеса Безобразного. До поры до времени я мудро обхожу в стихах приметную фигуру Тайда. Больше из уважения к его боевому прошлому: августу 1996 года. Тогда он, начальник Ленинского РОВДа, до последнего руководил обороной единственного не сдавшегося боевикам городского отдела. До последнего — до тех пор, пока не был подписан позор Хасавюрта.
Местные жители всерьез обеспокоены предстоящими выборами, они приходят к нам, спрашивают, пройдут ли выборы вообще. Многие боятся. Боевики запугивают их смертью за участие в голосовании.
27 августа 2004 года. Пятница
Мой организм расслаблен до предела, и спать я уже не могу при всем своем желании. Всю эту неделю я провалялся на сдвинутых партах или траве двора.
Решив внести разнообразие и просто ради развлечения, командир отряда комендачей, высокий худой майор, собирает солдат на разведку. Он мудрит, хочет проверить все официальные подходы к школе со стороны дороги и проглядеть все ведущие к ней лесные тропы. Мы с Опером увязываемся за вояками.
Майор ведет нас через цепкие, жалящие заросли каких-то кустов, которые своими колючками бессовестно ползут за ворот и под рукава, путаются под ногами. Все в отчаянии плюют на землю, матерятся и совершенно забывают о том, что необходимо соблюдать тишину. Запутавшись в клубке крепких лиан, я прыгаю на месте и под конец падаю ничком на землю.
В самой толще высоких зеленых стен леса на узкой полянке вкопана в землю здоровая ржавая цистерна. Она неровная, с вмятыми боками, торчит из пропитанного нефтью черного грунта, как большой труп какого-то не захороненного животного. Вниз по склону тянется гнутая металлическая труба. Косая ее кишка уткнута в сливную, пропахшую контрабандой яму, на дне которой мутным пятном лежит лужа отработанного нефтеконденсата. Самопальный завод. От места за версту несет сырыми нефтяными испарениями.
Дни, проведенные в горизонтальном положении, сделали свое черное дело. После нескольких сот метров петляния по колючкам, сучкам и пням я начинаю спотыкаться о них, запинаться и то и дело, чтобы не упасть, опираться на приклад автомата. А выйдя из леса на дорогу, совсем раскисаю, ноги мои еле передвигаются, и я чувствую одышку. Кое-как добравшись до школы, мы с Опером без сил падаем на свои нары.
28 августа 2004 года. Суббота
Сиреневый цвет утра ползет в амбразуры раскрытого окна. Длинные солнечные лучи двигаются по пыльному коридору школы.
Сегодня дважды приезжают «ЗИЛы» из комендатуры. Они подвозят солдатам медикаменты и теплые вещи. Последние две ночи были уже достаточно прохладными. Шофер, пухлый, нескладный контрактник, рассказывает нам, что вчера через один из блокпостов в город прорвался целый «КамАЗ» со взрывчаткой. Недвусмысленно намекая на наш далекий от города участок, он советует быть поосторожнее. Пока шофер еще мелет языком, мы дружно чешем затылки, сморкаемся в сторону и напускаем на лица выражение глубокой задумчивости. Однако, когда тот замолкает и бежит к машине, никто уже не помнит ни про какой «КамАЗ» со взрывчаткой. Каждый утешает себя мыслью, что если он и есть, то наверняка припасен не для нас. А таких далеких от города участков, как наш, еще вон как много…
Большая часть местных разъехалась на день по домам. Те же, кто по разным причинам остался здесь, кому далеко до дома или сильно там скучно, вновь под чутким руководством Вампира варят во дворе загрубевшую баранину и запивают ее водкой.