Книги — мой луч света в этом мраке ненависти, невежества и греха. Только с ними я счастлив здесь, только с ними я делю свои беды, только с ними смягчаю лежащую на душе боль. Некоторые из них куплены, но больше собраны по знакомым, какие-то взяты на время, но не возвращены. В бесконечном хаосе своих скитаний, забывший дорогу домой и потерявший цель в жизни, я пытаюсь отыскать эту цель среди чужих прожитых жизней, на седых страницах изданий. Когда-нибудь, может, через много-много дней, я обязательно напишу свою книгу, свою походную книгу потерянных лет, в которой смогу ответить на вопрос, что так давит последние годы: за что? Я обязательно найду на него ответ и расскажу другим. Пусть кому-нибудь это поможет прожить его жизнь. Книга о войне. Книга, которую можно будет прочитать только один раз. Только один раз, чтобы потом навсегда забыть.
В двери с шумом вваливается Опер. Он, выстукивая каблуками ботинок мотив, приносит скучную весть: с сегодняшнего дня отдел садится на казарменное положение, так как со дня на день на город ожидается нападение боевиков.
Вслед за Опером появляется вспотевший и немногословный, когда трезвый, Вождь. Он подозрительно косится в сторону Сквозняка, но, уважая старость, обращается первым ко мне:
— В ночной патруль одного человека. Пойдешь?
Ни на секунду не раздумывая, я соглашаюсь. Патруль — это уже удача. Завтрашним днем не стоит задумываться о работе.
16 июля 2004 года. Пятница
Двумя армейскими БТРами мы перекрываем южную дорогу на город со стороны 56-го участка. Взвод солдат, растасканный по кустам в охранение, сидит непривычно тихо и, скорее всего, уже чутко спит. Их командиры, старлей с капитаном, поочередно собираются проверить посты, но сами не в силах оторвать себя от земли. Капитан мотает головой:
— Да, черт с ними! Хоть выспятся немного.
Я, пятеро милиционеров Временного и армейские офицеры сидим за обочиной дороги в заваленной мусором канаве. Изредка проезжают одиночные, навевающие еще большую скуку, машины. Выводя из салона водителей, мы скребем руками внутри, тыкаем стволами в пружины сидений, задираем крышки багажников и комкаем при свете фар документы.
Синяя «шестерка», заметив людей с оружием, останавливается за несколько метров от поста. Из нее, держа перед собой автоматы, выпрыгивают люди в светлых камуфляжах. На этом месте никогда не устраивались заслоны, и четверо пэпээсников нефтеполка заметно нервничают. От моего голоса они успокаиваются. Русские. И мы, и они показываем друг другу милицейские удостоверения.
Над дорогой виснут полночные звезды. Под ними, тоскливыми и блудными, на склоне черной вершины пляшут отсветы большого огня. Предприимчивые чеченцы варят в лесу нефтеконденсат. Видимая на фоне звезд пара вертолетов, перемалывая лопастями ночной воздух и выпуская из-под себя букеты тепловых ракет, вламывается в тишину лета. Свирепые боги войны несутся на юг вершить мрачную свою работу.
Я тру бока о торчащие из земли сучья, сдвигаю ногой в кучу грязные консервные банки. Рваные куски целлофана, разбросанные по всей канаве, тускло светятся под светом выкатившейся на небосклон луны.
Один за другим сыплются походные рассказы и жизненные анекдоты о суровой армейской и нелегкой милицейской жизни. Армейский капитан, пережевывая в углу рта травинку, громко шипит:
«Соседка жалуется соседке:
— У меня вчера кто-то весь огород вытоптал.
Та спрашивает:
— Может, прапорщики?
— Да какие прапорщики?! Следы-то человеческие!»
Другой военный, капитан из аэропорта Северный, невесть как попавший в наш наряд, рассказывает свою историю: «Я вообще-то сюда в Чечню не собирался. У нас в части набор был такой, что всех на полгода. А я в связи работаю, и мне тут предложили на три месяца. А я же, как и все! Русский! Думаю: а почему бы и не съездить? Все на полгода, а я на три месяца! Делать-то там нечего, но все-то на полгода, а я-то на три месяца! Не, ну три месяца, это же не полгода? Хотя делать-то там нечего, но ведь все на шесть месяцев, а я на три! Почему бы и не съездить?!.»
Уловив секундное затишье в сыплющихся анекдотах, я влезаю с длинным и завлекательным про пулемет.
История эта произошла на самом деле в далеком декабре 2000 года. Наша боевая бригада стояла тогда в Веденских горах и вела размеренную свою жизнь в обычных для нее рейдах, засадах и зачистках. Моему четвертому взводу, застрявшему на самых задворках батальона, было определено нести службу на блокпосту, прикрывая одну из дорог, по которой каждое утро уходили на задание и через некоторое время возвращались с него роты разведки. К тому времени введенная сюда с первых дней войны бригада почти полностью вымыла из своих рядов солдат срочной службы, заменив их на вечно всем недовольных и непредсказуемых контрактников. Весь наш батальон состоял только из них, солдат всех возрастов. Срочники тянули лямку службы далеко отсюда в самом сердце Сибири, на месте постоянного расположения части, и в Чечню уже не допускались.