Лавируя между кучами столов и баррикадами коек, полная Северина спешит к уличной двери. Дёргает за ручку – заперто. Правильно, не дурак же Барон держать двери нараспашку. Может, сабантуй намечен на ночь, а может, вообще на завтра? И как теперь поступить комендессе, получившей оперативную информацию о наркотиках? Притвориться оконной рамой и залечь в засаду?
Сзади доносится какой-то звук. Северина смотрит в сторону мебельной рухляди. Низко висящие лампочки бьют ей прямо в глаза.
– Эй, есть тут кто? Покажитесь, всё равно найду, челики!
И вдруг в подвале гаснет свет.
***
Всё погружается во тьму. Значит, кто-то добрался до щитка и дёрнул красную рукоятку. Такого поворота Северина не ожидала, но у неё на груди висит мобильный телефон, а в телефоне есть опция «фонарик».
– Что этое за хрень? Или пробки вышибло?
Ей мерещится или кто-то дышит в темноте? Кто-то шевелит расколотые столешницы, скользит по битому линолеуму? Нащупывая телефон в чехле, Северина вслепую делает шажок, другой… сейчас она должна схватиться за крайнюю коечную баррикаду. Но тут на неё набрасываются со всех сторон, а под колени ударяет что-то мягкое. Даже не взвизгнув, тяжёлая и обильная комендесса рушится на пол всей массой.
Как и большинство крепких тучных людей, Северина Марковна – опасный противник, пока твёрдо стоит на ногах, однако в партере она практически беспомощна, ей мешает вес собственных ляжек, бюста и задницы, её одолевает одышка, а бешенство не даёт сосредоточиться.
Сверху на Баянову навалилось не меньше четверых молодых и ловких врагов, они подсвечивают себе точечным фонариком и роли у них чётко распределены: двое держат Северину за ноги, двое затыкают тряпкой рот и выкручивают руки.
Поверженная комендесса злобно ворчит. Тряпка-кляп отдаёт запахом юной сучки, созревающего тела и буйных половых фантазий. Этот терпкий привкус ни с чем не спутаешь: судя по всему, наглецы запихнули ей в рот чьи-то женские трусики. Возможно, даже не одну пару.
Спустя пару минут беспорядочной возни невидимые противники туго скручивают жаркую комендессу по рукам и ногам, а в качестве финального аккорда обвязывают глаза капроновым чулком, второй натягивают ей на голову до подбородка и улетучиваются из подвала, будто их и не было.
«Норд-фройляйн, Норд-фройляйн,
По рукам-ногам связайн!
Норд-фройляйн, Норд-фройляйн,
Вот и кляп теперь жевайн!»
Связанная Северина Марковна приходит в себя довольно быстро. Кругом кромешная темнота, рот полон чужих трусов, глаза сдавлены чулочной повязкой, нос сплющен, руки заломлены, капроновая маска противно цепляется за ресницы и свежевыщипанные брови. Баянова понимает, что напавшие могли запросто изнасиловать её, но настолько далеко заходить они побоялись: это будет откровенная уголовщина. Ребятки-ублюдки ограничились полушуткой-полупредупреждением.
Баянову не покидает чувство, что одной из нападавших была девушка. Она даже догадывается, кто именно. Не её ли чулки и трусики сейчас опутывают голову Северины Марковны?
Северина лежит на животе с задранным свитером, её руки связаны назад, а к ним шнуром привязаны лодыжки согнутых ног. Коленки размером с тыкву бесцельно колотятся по линолеуму – пленница тщетно силится их разнять, но бёдра и голени тоже схвачены шнуром. Верхняя часть её наряда пребывает в страшном беспорядке, ворот свитера съехал с плеч, обнажив грудь почти на две трети.
Вздохнув через вонючий кляп, комендесса слабо ворочает по полу толстыми ляжками, затянутыми в чёрные лосины – проверяет крепость своих пут. Затем на пробу дёргает локтями – и …
– Ыыыыырррууу!
В паху Северины возникает гадкая возбуждающая боль, словно её ткнули между ног вязальной спицей. Женщина ещё не может понять, в чём дело. Отдышавшись, она вновь дёргает руками, петли на запястьях хрустят от напряжения – и боль в промежности повторяется, едва не пробурив ей трусики насквозь.
– Уууууыыыыррр!
Кажется, шнур от её рук и ног налётчики продели между бёдер и завязали на животе. Неужели порнографического кино насмотрелись? Это очень подлая и нечестная петля, возможно, уместная для шлюх, но неприемлемая для порядочных комендантш. Она с такой силой впивается в интимное место Северины, что при каждом вздохе пленница испытывает чудовищную боль и в завязанных глазах у неё вспыхивают красные узоры.
«Вот этое меня спутали! – морщась, думает комендесса. – Засадили верёвку в самое «не хочу». Разве можно так мучувать старую женщину? Ах ты, Городейкина, жаба подколодная! Отыгрались за сегодняшнее? Заманили, провели как последнюю дуру… Но значит, ключ от подвала у них действительно есть».
Холостякующая Северина Марковна часто видит сладкие эротические сны, где над нею надругаются, связывают, гнусно домогаются. Она любит тесные трусики и «лосинотерапию», а ещё любит, когда по телевизору показывают мужчин в наручниках, желательно молоденьких. При виде скованных самцов у неё непроизвольно увлажняется бельё, пересыхают губы, соски в бюстгальтере надуваются как две винных ягоды. Но никогда Северине не доводилось валяться связанной в тёмном подвале с тугим узлом в гениталиях.