Комета. Докторица (4 книга)

  Из отдела поехала ловить Ивана, которого решила привлечь для доставки меня в Псков. Как ни крути, а по прямой отсюда до госпиталя почти сотня с половиной километров, и если поеду на мотоцикле или даже найду машину, то это по разбитым дорогам развлечение на целый день, а на моём сроке скакать на ухабах мне очень не рекомендуется. Усталый Иван нашёлся на стоянке, где я была радостно встречена ещё и Панкратовым. После моих объяснений, договорились с раннего утра встретиться в отделе, чтобы сразу застолбить вылёт у Николаева. И я пошла ночевать в нашу комнату, где мы с Верочкой жили с девочками из отдела. Единственная радость за эти дни, это встреча с радостной сестрой и то, что засыпала обняв мою роднулю и уткнув нос в родной запах и макушку с пушистыми волосами.

  С утра перехватили начальника у кабинета, объяснили ему сложившуюся ситуацию. К счастью, для отдела Ивану никуда лететь не планировалось, Сергей Николаевич позвонил куда-то и сообщил, что сегодня борт работает на нужды отдела и будет занят. С чувством ностальгии залезла в Тотошку, за это время его немного потрепало, но он был ещё вполне живой. Иван всю дорогу от самого штаба не переставал петь дифирамбы самолёту, оказывается, Панкратов нашёл в трофеях новый Аргусовский мотор*, который перебрал и установил на Тотошку, у которого фактически уже был выработан ресурс двигателя, а теперь самолёт ещё послужит. Голова у меня была занята совсем другими вопросами, поэтому я почти не слушала Ивана, но ему это было не важно. Я уже забыла, как шустро может летать Тотошка, до места долетели без приключений всего минут за сорок. Лечащего врача пришлось ждать часа два, но разговор оказался конструктивным. Против эвакуации Маши в специализированное учреждение он не возражал, а только приветствовал. Я записала полностью диагноз, который кроме огнестрельного открытого перелома тела нижней челюсти слева с нарушением функции, содержал ещё и сквозное огнестрельное ранение правого бедра. На всякий случай полное название госпиталя, фамилии лечащего врача и начальника, палату Машеньки, которую навестила, но поговорить не вышло, в смысле, она теперь говорить и не сможет, только шептать, она под действием успокоительных лекарств спала, я увидела только замотанную полностью бинтами голову на подушке.

  Вылетели обратно, до времени разговора с Софьей пообщались с Верочкой. Сестрёнка очень расстроилась, что с Машей случилось такое несчастье. А Софья Феофановна показала себя грамотным организатором и я только успевала отвечать на её конкретные вопросы. Перевод Машеньки в специализированное отделение челюстно- лицевой хирургии Софья пообещала решить своими силами, а нам посоветовала собираться, потому, что нас уже очень заждались и все глаза просмотрели.

  Как я не рвалась проконтролировать вопрос отправки Маши, но физически этого не могла сделать, тем более, что приближалось первое сентября и Верочку нужно было вести в школу, а мне выполнять данное Смирнову обещание. А ещё, я была почему-то почти уверена, что ранение Маши - словно последнее предупреждение мне, что свой лимит фронтового везенья я исчерпала до дна. Двадцать шестого попрощалась со всеми в полку, в последний, вернее, крайний раз, погладила латаную обшивку Мишки, обошла всех знакомых, получила отмеченную лётную книжку с подтверждением больше тысячи четырёхсот часов налёта, из которых больше половины в сложных условиях, и сто шестьдесят четыре боевых вылета. Сдала старшине все свои лётные вещи, которые вполне смогут ещё кому-нибудь пригодиться, себе решила вообще ничего не оставлять, что-то мне подсказывало, что летать в ближайшее время мне не придётся. В этот же день успела сдать всё подотчётное имущество Митричу, передала дежурному мотоцикл. И с Верочкой почти налегке, не считая громоздкого чехла с ксилофоном, вечером вылетели в Чудово на Тотошке с Иваном, где нас посадили на проходящий московский поезд.