Кометы Оорта

Деккер ухмыльнулся вновь, на этот раз мысли о том, что она все это время планировала пригласить его сюда — зачем еще ей закупать то, что они обычно едят в демах? Конечно, решил он после краткого раздумья, он — не единственный марсианин на их курсе. Впрочем, эта вторая мысль ему не понравилась.

Вен ела с тем же удовольствием, что и он, и между делом сказала:

— Если бы не дедушка Джим, ничего этого у меня бы не было. Мой дурак отец потерял все свои деньги. Я так же бедна, как и ты, Деккер.

— Это не так уж плохо, — предложил он, надеясь не быть воспринятым всерьез.

Так и произошло, Вен усмехнулась в ответ.

— О, не так уж это было и плохо, а путешествия — это просто прекрасно. Дедушка возил меня не только по туристским местам. Мы были в Гетеборге и Волгограде, и на побережье Нормандии и подобных местах. Он любил поля старых сражений, мой дед, и, по-моему, я сама переняла это у него немного. Маленькой девочкой я хотела, когда вырасту, тоже стать генералом, но…

Тут она остановилась и задумчиво поглядела на него.

— Тебе это не кажется странным? — спросила она.

Деккер неопределенно пожал плечами, поскольку это действительно представлялось ему несколько странным.

— Ну во всяком случае, старомодно, — признала она. — Но ведь ты и сам несколько старомоден, не так ли, Деккер?

Он задумался, как ей на это ответить, и выбрал наиболее простой способ.

— Я же — марсианин, — сказал он.

Вен кивнула.

— А Джей-Джон Бельстер говорит, что к тому же хороший. Ты хочешь, чтобы твоя планета получила все, что ей причитается, не правда ли? Здесь нечего стыдиться, Деккер.

Деккер, которому никогда в голову не приходило стыдиться чего-либо, связанного с тем, что он марсианин, отнюдь не был польщен тем, что его оценивает Джей-Джон Бельстер, и только сказал:

— Нет, конечно.

— А еще Бельстер говорит, что твоя мать — большая шишка на Марсе.

Тон ее изменился, и от этого Деккер почувствовал себя неуютно.

— Она — сенатор. Наверное, это самое большее, чего можно добиться на Марсе, но, конечно, Марс — не такое уж большое место — пока.

— Но тебе бы хотелось сделать карьеру?

— О черт, Вен! Конечно. А зачем, ты думаешь, я здесь?

На это она не ответила.

— По-моему, — сказала она, — быть марсианином довольно тяжело… я хочу сказать, когда ты так беден, а большинство кругом так богаты. Я имела в виду… — она обвела рукой кондо. — Я — нищая, если смотреть на это с точки зрения твоего приятеля Танабе, и все же у меня есть гораздо больше, чем у тебя. Тебя когда-нибудь это возмущало?

Эта женщина задает странные вопросы, подумалось Деккеру. Он попытался найти такой ответ, который ее бы не обидел, и наконец остановился на:

— Думаю, это нечестно, — сказал он. — Марсиане работают гораздо упорнее, чем вы, земляне, а у нас гораздо меньше того, чем хвастаетесь вы.

Это, казалось, ее удовлетворило. Вен сменила тему.

— А почему у тебя такое странное ухо?

— Это — трансплантат. А свое собственное я отморозил.

Мечтательно она потянулась коснуться его уха. Прикосновение было приятным.

— Но все остальное у тебя на месте? — спросила она.

В ответ на его подтверждение она в салюте подняла стакан. Минуту спустя к изумлению Деккера Вен встала, подняла юбку и через голову стянула ее.

То, что носила она под юбкой, было иной версией ее белья, которое он видел, когда они примеряли скафандры, тонкое, почти прозрачное и забавно украшенное цветами и сердечками.

— Ну, — почти по-деловому спросила она, — и ты не покажешь мне, как это работает?

— Да, конечно, — ответил Деккер, поскольку это, очевидно, было тем ответом, какого она ожидала, и немногим отличалось от того, о чем думал он сам.

Просто это застало его врасплох, вот и все. А когда очень быстро они оба разделись и, обнявшись, лежали в мягкой пружинящей кровати Вен Купферфельд, прежде чем они впервые поцеловались, Деккер еще успел удивиться теплой силе ее плотного мускулистого тела.

Соитие — как соитие, бесконечно иное и всегда все то же. Насколько Деккеру Де Во позволял судить его собственный опыт, их секс был успешен. И согласно любому разумному стандарту длился он адекватно долго. Конечно, он освободил его ото всех болей и стрессов, и то, как сонно обнимала его Вен, когда они израсходовали все, что могли израсходовать, указывало на некое удовлетворение и с ее стороны.

Впоследствии они говорили мало. На самом деле Вен спала, когда чуть позже Деккер встал, оделся и тихо прикрыл за собой дверь в квартиру.