Комфортная книга

Худший период в любом переживании наступает тогда, когда ты чувствуешь, что больше не можешь. Так что если ты понимаешь, что больше не выдержишь, — скорее всего, это означает, что хуже тебе уже не будет. Все, что тебе предстоит дальше, будет по ощущениям лучше и легче.

Ты все еще здесь. А это важнее всего.

На случай, если ты опустился на самое дно

Тебе удалось пережить все, через что тебя заставила пройти жизнь до этого момента. И его ты тоже переживешь. Останься — ради того человека, которым тебе только предстоит стать. Ты — больше, чем просто плохой день, плохая неделя, месяц, год или даже десятилетие. Ты — будущее самых разнообразных возможностей. Ты — другая версия самого себя, оглядывающаяся откуда-то из будущего на нынешнюю с благодарностью за то, что она выдержала. Останься, не уходи.

Самое

Лучшее, что есть в «самом дне», — это тот факт, что оно «самое». На самом дне ты постигаешь свой лимит. Предел, дальше которого тебя уже не сломить. То, что можно сентиментально назвать душой. На самом дне мы находим незыблемый фундамент. И на нем можно отстроить все заново.

Десять книг, которые помогли моему душевному здоровью

1. «Письма к молодому поэту» — Райнер Мария Рильке.

2. «Стихи» — Эмили Дикинсон.

3. Дневники Генри Дэвида Торо.

4. «Когда все рушится» — Пема Чодрон.

5. «Дом на Пуховой опушке» — А. А. Милн.

6. «Птица за птицей» — Энн Ламотт.

7. «Размышления» — Марк Аврелий.

8. «Дао дэ цзин» — Лао Цзы.

9. «Серьезные заботы» — Венди Коуп.

10. «Dream Work» — Мэри Оливер.

Слова

Учась в магистратуре по программе английской литературы, я постоянно чувствовал себя идиотом, поскольку выбрал специальность под названием «Критическая теория». В результате мне приходилось читать уйму философских трактатов из области французского постмодернизма и постструктурализма, которые, даже будучи переведенными на английский, содержали столько очевидно намеренно туманных и размытых предложений, что мне приходилось пялиться на каждый абзац добрых полчаса, прежде чем он хотя бы начинал как-то укладываться в моей голове. Среди прочего я осознал, что всегда существует некоторый разрыв между обозначаемым и обозначением. Слово «собака» не является собакой. Слово «вода» не есть сама вода. Что рисунок, на котором изображена флейта — это не флейта, а кадры из военной хроники по телевизору — не война. В общем и целом все эти теории создавали впечатление крайне запутанных и иносказательных способов донести одну до боли очевидную мысль: мы постоянно стремимся к смыслу, которого неспособны достичь.

Однако, когда я занемог, они обрели для меня более широкий смысл. Я тогда чувствовал себя ходячим обозначением человека, которым я сам никогда не смогу стать. Разрыв между тем, кем я выглядел, и тем, как себя ощущал, был огромным. Преодолеть его я смог, только начав писать обо всем, что происходило в моем внутреннем мире. Конечно, в философском смысле слова не являются тем, что они описывают, но в этом-то и вся соль — они помогают вывести внутреннее наружу. Облекая мысли в слова, мы перемещаем их в общий для всех нас внешний мир. Этот общий мир зовется «язык». Когда мы берем наши личные, никому не известные переживания и выставляем их на свет, мы помогаем другим, а иногда и себе самим, понять, через что мы проходим. Сказанное вслух неспособно полностью вобрать в себя наши чувства, но в этом-то все и дело.

Слова не вбирают — они выпускают.

Слова (два)

Так что да.

Слова крайне важны.

Слова способны ранить. Слова способны исцелить. Слова способны успокоить.

Было время, когда я не мог говорить.

Было время, когда депрессия прижала меня настолько, что я физически не мог пошевелить языком. Время, когда расстояние между открытыми вратами моего рта и бушующим ураганом моего сознания казалось непреодолимым.

Иногда меня хватало на односложные слова.

Я мог кивать. Мог что-то бормотать. Звук выходил, будто в замедленном кино. Под водой.

Я потерялся.

Желание говорить было желанием жить. А я тогда был настолько глубоко, что мне не хотелось ни того, ни другого. Мне хотелось хотеть, если так хоть чуточку понятнее.