Комический роман

— Вы знаете, к чему обязывает честь женщину моего происхождения: если бы даже правосудие было не на моей стороне, то мои родственники и друзья имеют большое влияние и достаточно заинтересованы в моем деле, чтобы довести его как можно дальше. Я думаю, сударь, что я должна известить вас о моих претензиях, чтобы вы приостановили свадьбу вашей дочери; она достойна большего, чем неверный человек, и я вас считаю более умным, чтобы отдать ее за человека, которого могут у нее оспорить.

— Если бы он был и испанским грандом,[222] то я не хочу, чтобы она была за обманщиком: он не только не женится на моей дочери, но я откажу ему от дома; что же касается вас, сударыня, то я обещаю служить вам своим влиянием и своими друзьями. Я уже слыхал, что он — человек, срывающий всюду наслаждения, где их находит, и со вредом для своего доброго имени, С таким характером, если бы он и не был вашим, он не был бы никогда мужем моей дочери, которой, по воле, божьей, сыщется еще жених при испанском дворе.

Дон Педро не оставался более у Виктории, видя, что ей уже более не о чем с ним говорить, а Виктория велела выйти дону Диего из алькова, где он слыхал весь ее разговор с отцом его возлюбленной. Итак, она не рассказывала ему второй раз своей истории, а дала письмо Эльвиры, которое сильно его обрадовало; а так как ему могло показаться непонятным, каким путем оно попало ей в руки, то она рассказала ему по секрету о своем превращении в дуэнью, зная хорошо, что он, столь же, как и она, заинтересован, чтобы держать это в тайне. Дон Диего, прежде чем оставить Викторию, написал своей возлюбленной письмо, где радость при виде воскресшей надежды давала ясно понять горе, в каком он находился, когда думал, что ее потерял. Он расстался с прекрасной вдовой, которая тотчас же одела платье дуэньи и вернулась к дону Педро.

Тем временем дон Фернандо де Рибера пришел к своей невесте и привел с собою своего кузена дона Антонио, стараясь поправить то, что испортило подложное письмо Виктории. Дон Педро нашел его со своей дочерью, и она сильно смешалась и не знала, что им отвечать, потому что, в свое оправдание, дон Фернандо требовал только, чтобы она узнала, была ли в Севилье когда-либо Лукреция де Монсальва.

Они пересказали дону Педро все, что могло служить оправданию дона Фернандо, а тот ответил, что если связь с дамой из Севильи и была ложью, какую легко опровергнуть, то он видел сейчас даму из Толедо, по имени Виктория Портокарреро, которой дон Фернандо обещал жениться на ней и которой он тем более обязан, что она великодушно помогла ему, не зная его, и что он этого отрицать не может, так как дал ей собственноручное письменное обещание, — и прибавил, что честному дворянину не следует жениться в Мадриде, если это уже сделано в Толедо. Кончив свою речь, он показал им обещание о женитьбе, написанное по всей форме. Дон Антонио узнал почерк своего кузена, а дон Фернандо сам обманулся в нем, хотя знал, что его никогда не писал, и был этим невероятно смущен. Отец и дочь ушли, поклонившись им весьма холодно. Дон Антонио ругал своего кузена, что тот пользовался им в этом деле, в то время как думал о другой.

Они сели в свою карету, где дон Антонио заставил признаться дона Фернандо в дурном поступке с Викторией, сто раз укоряя его в гнусности поведения, и представлял ему плохие последствия, какие оно могло иметь. Он ему говорил, что тот не должен более думать о женитьбе не только в Мадриде, но и во всей Испании, и что он должен быть счастлив, отделавшись женитьбою на Виктории без того, чтобы это стоило ему крови или жизни, так как брат Виктории не такой человек, чтобы удовольствоваться простым удовлетворением в деле, касающемся чести. Это заставило дона Фернандо молчать, пока его кузен делал ему упреки. Совесть достаточно его укоряла за то, что он обманул особу, которой был обязан, а обещание сводило его с ума, потому что он не мог понять, каким волшебством заставили его написать его.

Виктория вернулась к дону Педро в своем вдовьем платье и отдала письмо дона Диего Эльвире, рассказавшей ей, что оба кузена приходили оправдаться, но что теперь дона. Фернандо обвиняют в другом, чем любовь его к даме из Севильи. Потом она сообщила ей о том, о чем та знала лучше ее, но притворялась удивленной и сто раз ругала дурной поступок дона Фернандо.