— Сидим как-то с бабушкой Аленой у родника, жуем. Я попить нагнулся и не заметил, как сдвинул желобок. Вода вкривь метнулась, под берестинку пошла. А бабушка начинает мне сказывать: «Шел человечек по лесу, увидел мокринку на бугорушке — водичка книзу сходит. А как ее попить, залежки нет, сыру землю лизать не станешь. Поднял человечек суху ветку и давай на самой мокрине лунку копать. Уладил ее ладошкой, сидит, ждет. Водица-то и набралась, мутнота осела. Попил он и пошел своей дорогой. А через сколько-то времени идет другой человечек, постарательней того, который лунку выкопал. Этот тоже за работу принялся — мала показалась ему ямка с водой. И сделал он ее поширше, лагунком. Отведал воды, почмокал в усладу, утер нос — и дальше отправился. А потом набрел на родник старичок радельный, бородку помял, подумал-прикинул и давай побочины ладить для желоба, а промеж них поддон берестяной настелил. И побежала по нему, веселясь, чиста-студена водица. Старичок снял с ремня баклажку, наполнил ее, испил чуток, усы расправил и спасибо сказал. Ушел он, а следом малец, вроде тебя, явился, ширь носом к воде и свернул родничку хоботочек. Несоблюдно вышло».
— Мудрая старушка, видно, была, — понравилось Александре Александровне.
Подбежал сынишка, одетый по-военному: в гимнастерку, бриджи и детские хромовые сапожки. Затянутый ремнями портупеи через оба плеча, Дима выглядел настоящим служивым парнишкой времен гражданской войны. Это мать постаралась, умело пошила сыну военную форму, перед которой тот благоговел.
— Поехали, — предложил Дима, уперев руки в ремни портупеи.
— Да, поедем, — направился Михеев к машине и добавил: — А лучше бы тут остаться.
— Неловко, Толя, обещали Турковым, ждут же, — напомнила Александра Александровна. Она понимала, почему он не хочет ехать: не любил праздных компаний.
Лично к Герасиму Федоровичу Туркову Михеева влекло. Он уважал в генерале образованность, интеллигентность, его боевое прошлое — тот участвовал в гражданской войне, а за героизм в боях с белофиннами заслужил орден Красного Знамени. Познакомились они еще в Киеве, жили соседями по квартире. Анатолий Николаевич сам не однажды наведывался в гости к заместителю командира танкового корпуса. В прошлом году Турков приехал учиться в Академию Генерального штаба, снял для семьи дачу под Москвой, на станции Марк, и вот уже вторично приглашает Михеевых к себе в гости.
…Проехали Лианозово. Кругом было полно ребятни. Тут играли в футбол, там — в чехарду, здесь — в бабки, а на пустыре — в лапту.
Обилие детворы и рекламный щит возле магазина с крупными буквами: «Поступил в продажу новый детский противогаз Снабосоавиахима» вызвали у Михеева горькую усмешку. Он посмотрел на сына, одетого в ребячью военную форму, представил себе у него на боку противогазную сумку и мысленно воспротивился такой необходимости. Вместе с тем ему вовсе не хотелось разрушать в сыне бойцовскую жилку.
— Стоп! — остановил машину Михеев, заметив озеро и посреди него островок с тремя соснами. — Теперь направо, по проселочной…
Как и рассказывал Анатолию Николаевичу генерал, неподалеку виднелись дачи. Турковская выделялась светлой голубизной; она была построена с претензией на готическую архитектуру, с непонятными остроконечными башенками по углам крутой крыши, смахивающими на вышки пожарной каланчи…
— Я же говорил, дача на костел похожа, — увлекая гостей в дом, ответил на шутку Михеева Герасим Федорович, — католик ее строил…
Он говорил мягко, отчетливо, как декламируя. А черты лица были грубоватыми: резко выдавались скулы, торчал крупный, в фиолетовых прожилках нос.
У Турковых уже были гости. Полковник-танкист, отрекомендовавшийся Иваном Ивановичем, его жена Роза Григорьевна — пухлая молодящаяся женщина с локонами на висках; знакомая Михеевым Мария Семеновна — родственница Турковых, бойкая, средних лет вдова, на вид простенькая и независимая.
— А я тереблю Герасима, когда Шурочка с Анатолием Николаевичем приедут, — поцеловала гостью Мария Семеновна.
Вошла Клавдия Семеновна — жена Туркова, женщина солидная, неторопливая, с уверенным выражением полного лица.
— Наконец-то, — распростерла она руки, здороваясь. Сказала сестре своей: — По-моему, ты, Маша, наоборот говорила: «Когда же Анатолий Николаевич с Шурочкой приедут?»
— Это за глаза…
Герасим Федорович куда-то ненадолго исчезал с Димой, а когда они появились, Анатолий Николаевич заметил на груди сына поблескивающий значок «Отличник РККА».
— Это я ему вручил за осведомленность в истории бронетанковых сил, — пояснил генерал. — Представьте, спрашивает, не знал ли я капитана Лебеденко. Думаю, кажется, был у меня командир роты… Дима поясняет: «Ну, который первый в мире танк сконструировал…» Ах вот какой Лебеденко! Нет, того не знал. Танк же его, построенный в пятнадцатом году, мне известен. Службу начинал на тех машинах в первую мировую войну.
На глаза Михееву попалась лежащая на тумбочке книга «Бои в Финляндии».
— Авторские получил, — объяснил Турков. — Мою статью поместили. Вот: «Бой танкового батальона в окружении».