Комиссар госбезопасности

В тот момент Эйтингон как раз стал его сокамерником, и они проводили вместе долгие часы, размышляя, как ускорить прохождение ходатайств. Но время шло, и Эмма, мыслившая реалистически, начала подталкивать мужа к тому, чтобы тот начал готовиться после отбытия срока к новой работе — переводчика. Бывшая сотрудница Зоя Зарубина передала им с Эйтингоном целую кипу книг на французском, немецком, польском и украинском языках. Это были романы и книги по истории. Скучать обоим не приходилось.

Друзья днями занимались переводами. Особую моральную поддержку в этот период им оказал заместитель начальника тюрьмы Хачикян. Именно он переправил на волю копии заявлений Судоплатова и Эйтингона в ЦК о реабилитации, которые ветераны разведки и партизанского движения использовали в своих обращениях к XXIII съезду партии в их защиту.

В 1961 году условия пребывания в тюрьме резко изменились — вместо четырех продуктовых передач в месяц разрешили только одну, а затем — одну в полгода. Эти ограничения явились результатом растущей в стране преступности, вызванной прежде всего ухудшением экономического положения. В сентябре, накануне XXII съезда партии, раскрывшего новые подробности Сталинских преступлений, во Владимирской тюрьме тайно судили и расстреляли десять человек — организаторов и участников голодного бунта в небольшом городе Муроме.

Свидания с родными сократили с одного в месяц до одного в полгода, но тем не менее каждый день Павел получал прошедшие цензуру письма от жены. В тюремной администрации тоже произошли изменения — вместо прежних, дружески настроенных сотрудников появились новые, совсем незнакомые. В следующем году Павел перенёс обширный инфаркт.

Затем в тюрьме начался ремонт, высокопоставленных сотрудников НКВД поместили в одну камеру. Споры и конфликты возникали разве только за игрой в шахматы, но Павел никогда не принимал в них участия. Однако порой трудно было сдержать эмоции — не выдерживали нервы. Однажды бывший начальник секретариата МВД Людвигов сказал, что не может себе представить Берию таким злодеем. На что Эйтингон саркастически заметил: «Да уж… Вы же возносили его и называли своих детей Лаврентиями». Остальные криво улыбнулись.

Обычно они с Эйтингоном не вмешивались, слушая откровения сокамерников о внутренних дрязгах в Политбюро при Сталине, Берии, Маленкове и Хрущеве. При этом тактично не напоминали, что под давлением следователей все они признали себя виновными в «неразоблачении Берии как врага народа».

Стремясь привлечь внимание к своим ходатайствам о реабилитации, оба написали Хрущеву письмо, в котором содержались оперативные предложения по противодействию только что организованным президентом Кеннеди диверсионным соединениям особого назначения — «зелёным беретам». Оно получило одобрительную оценку Шелепина, теперь секретаря ЦК КПСС, курировавшего вопросы госбезопасности и деятельность разведки. С письмом ознакомился генерал Фадейкин, преемник Судоплатова на посту начальника службы диверсионных операций за границей в 1-м главном управлении КГБ. Он прислал майора Васильева во Владимир обсудить с организаторами письма конкретные детали, и тот привез им в подарок два килограмма сахара. В результате инициатива привела к рождению в КГБ спецназа. Был создан учебно-диверсионный центр, подчиненный ПГУ[90].

Вдохновленные успехом письма и моральной поддержкой КГБ, Судоплатов и Эйтингон послали новое предложение Хрущеву о возобновлении контактов с лидером курдов Барзани, чтобы использовать его против иракского диктатора генерала Касема, начавшего выходить из-под советского влияния. После этого их посетил полковник Шевченко — начальник Владимирского областного управления КГБ, сообщив, что руководство использует и это предложение. На этот раз в виде награды оба получили право на одну продовольственную передачу не через шесть месяцев, а через три.

Затем Павла в тюрьме навестил полковник Иващенко, заместитель начальника следственного отдела КГБ, приехавший ввиду предполагавшейся амнистии одного из заключенных — талантливого математика Пименова. Иващенко, которого Судоплатов знал по прежней работе, рассказал, что хотя шансов на пересмотр его с Эйтингоном дел нынешним руководством и нет, но можно определенно утверждать: как только кончится срок заключения по судебному решению, обоих выпустят. Сталинской практике держать важных свидетелей в тюрьме всю жизнь или уничтожать, казалось, пришёл конец.

Эйтингона освободили в 1964-м, и он начал работать старшим редактором в издательстве иностранной литературы. Вскоре после отставки Хрущева на свободу вышел Людвигов. Он определился на службу в инспекцию Центрального статистического управления. Жена надеялась, что досрочно выпустят и Павла, но её просьба была немедленно отклонена.