Комиссар госбезопасности

Эмме повезло, что её не арестовали, когда Павел находился под следствием, как жен других должностных лиц, проходивших по делу Берии. Она предусмотрительно прервала знакомства с бывшими сослуживцами. От тринадцати бывших коллег мужа, из которых пятеро были Героями Советского Союза, Эмма собрала отзывы о нём, заверенные партийными комитетами, и отправила их в Генеральную прокуратуру и Военную коллегию Верховного суда с просьбой, чтобы этих людей вызвали в качестве свидетелей по делу. Когда Павел узнал об этом, он понял нерешительность судей и то, почему следователь Андреев был настроен сочувственно по отношению к нему и вопреки правилам уклонился от подписания обвинительного заключения по делу.

Положение Эммы в это время заметно улучшилось. Жена научилась шить и скоро как портниха стала пользоваться популярностью среди новых друзей из мира искусства, что приносило дополнительный заработок. Она по-прежнему была в состоянии содержать детей и свою мать. МВД попыталось было отобрать у них квартиру в центре Москвы, но не смогло сделать это на законных основаниях, поскольку Эмма была участником войны и получала военную пенсию.

К счастью, пребывание Павла во Владимирской тюрьме совпало с кратким периодом либерализации пенитенциарной системы, осуществлявшейся при Хрущеве. В частности, ему было разрешено получать до четырех продуктовых передач ежемесячно. И если на первых порах он нередко терял сознание и чувствовал сильные головокружения из-за страшных головных болей, силы мало-помалу начали возвращаться.

Хотя содержали в одиночной камере, но всё же полностью изолирован Павел не был — имел доступ к газетам, мог слушать радио, пользоваться тюремной библиотекой.

Владимирская тюрьма (централ) была во многом примечательной. Построенная в начале правления Николая II, она использовалась как место заключения наиболее опасных с точки зрения государства преступников, которых властям всегда нужно было иметь под рукой. В сущности, ту же роль Владимирская тюрьма выполняла и при советской власти, заключенных оттуда нередко возили в столицу для дополнительных допросов. По иронии судьбы Павла поместили во втором корпусе централа, который до этого он дважды посещал для бесед с пленными немецкими генералами, отбывавшими здесь свой срок. В то время ему показали оставшуюся незанятой тюремную камеру, в которой сидел будущий герой революции и гражданской войны, один из организаторов Красной Армии Михаил Фрунзе.

В то время тюрьма состояла из трёх главных корпусов, в которых содержалось примерно восемьсот заключенных. После 1960-го года её расширили, и теперь в трёх перестроенных корпусах могло находиться до тысячи человек. Режим отличался строгостью. Всех поднимали в шесть утра. Еду разносили по камерам: скудную пищу передавали через маленькое окошко, прорезанное в тяжелой металлической двери камеры.

Голод был постоянным спутником, достаточно было поглядеть в тусклые глаза заключенных, чтобы убедиться в этом. На первых порах постель поднималась к стене и запиралась на замок, так что днем полежать было нельзя. Можно было сидеть на стуле, привинченном к цементному полу. Днем разрешалась прогулка от получаса до сорока пяти минут в так называемом боксе — внутреннем дворике с высокими стенами, напоминавшем скорее комнату площадью примерно метров двадцать, только без потолка. Присутствие охраны было обязательным.

Для дневного отдыха полагался один час после обеда, когда надзиратель отпирал кровать. Туалета в камере не было — его заменяла параша. Каждый раз, когда заключенному надо было пойти в уборную, он должен был обращаться к надзирателю. И хотя спать разрешалось с десяти часов вечера, свет горел всю ночь.

После нескольких дней заключения Павел стал замечать сочувственное к себе отношение со стороны администрации. Его перевели из одиночной камеры в тюремную больницу, где давали стакан молока в день и, что было куда важнее для него, разрешали лежать в кровати днем столько времени, сколько он хотел.

Довольно скоро Павел обнаружил, что в тюрьме содержалось немало людей, хорошо ему известных. Например, Мунтерс, бывший министр иностранных дел Латвии (его вскоре освободили). В 1940 году, после переворота в Латвии Судоплатов отвозил его в Воронеж, где тот стал работать преподавателем в местном университете. Или Шульгин, за которым разведка НКВД охотилась за границей лет двадцать. После взятия Белграда советскими войсками в 1945 году бывшего заместителя председателя Государственной Думы арестовали, вывезли в Советский Союз и отдали под суд за антисоветскую деятельность во время Гражданской войны и в последующие годы.

Через три или четыре камеры от Судоплатова находился некто Васильев — на самом деле это был сын Сталина, Василий, который и здесь, в тюрьме, умудрялся устраивать скандалы. Как-то раз, когда к нему на свидание приехала жена, дочка маршала Тимошенко, он набросился на неё с кулаками, требуя, чтобы та немедленно обратилась к Хрущеву и Ворошилову с просьбой о его освобождении.