Когда Судоплатова привели в его кабинет, который, конечно же, прослушивался, оба ничем не выдали, что знают друг друга. Подполковник подтвердил, что ходатайство отклонено, но сказал, что подследственный может ознакомиться с инструкцией об условиях содержания подследственных в тюрьме, прежде чем писать официальную жалобу. Павел уловил в этой фразе особый смысл фразе смысл. На столе рядом с инструкцией лежало приложение, в котором было как раз то, что его интересовало — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1956 года об отмене особого порядка закрытого судебного разбирательства по делам о государственной измене без участия защиты.
Тем не менее его официальное заявление о предоставлении адвоката проигнорировали, скорее всего, по распоряжению «инстанций», то есть самого Хрущева, который к этому времени стал главой и партии, и правительства. Павел решил выждать время и повторить требование о защитнике уже в ходе самого судебного разбирательства.
Тридцать три — таким было число его заявлений, направленных Хрущеву, Руденко, секретарю Президиума Верховного Совета СССР Гор-кину, Серову, ставшему председателем КГБ, и другим с требованием предоставить защитника и протестом по поводу грубых фальсификаций, содержащихся в выдвинутых против Судоплатова обвинениях. Ни на одно из них он не получил ответа.
Обычно, когда следствие на высшем уровне по особо важным делам завершалось, дело незамедлительно передавалось в Верховный суд. По истечении недели или, в крайнем случае, месяца Павел должен был получить уведомление о том, когда состоится слушание дела. Но прошло три месяца — и ни слова. И только осенью 1958 года его официально известили, что дело будет рассматриваться Военной коллегией Верховного суда 12 сентября без участия прокурора и защиты.
Судоплатова перевели во внутреннюю тюрьму Лубянки, а затем в Лефортово. Через много лет он узнал, что генерал-майор Борисоглебский, председатель Военной коллегии, трижды отсылал его дело в Генеральную прокуратуру для проведения дополнительного расследования. И трижды оно возвращалось с отказом.
В здание Верховного суда на улице Воровского Павла привезли в тюремной машине. На нем не было наручников, и конвоирам КГБ, которые его сопровождали, приказали ждать в приёмной заместителя председателя Военной коллегии, то есть за пределами зала судебных заседаний.
Им не разрешили войти в зал вопреки общепринятой процедуре. Судоплатов был в гражданском. Комната, куда вошёл, совсем не напоминала зал для проведения судебных процессов. Это был хорошо обставленный просторный кабинет с письменным столом в углу и вторым длинным у окон, предназначенным для совещаний, во главе которого сидел генерал-майор Костромин, представившийся заместителем председателя Военной коллегии. Другими судьями были полковник юстиции Романов и вице-адмирал Симонов. В кабинете присутствовали также два секретаря — оба офицеры.
Судоплатову предложили занять место в торце длинного стола, на другом конце расположился состав суда.
Заседание открыл Костромин, объявив имена и фамилии судей и осведомившись, не будет ли у подсудимого возражений и отводов по составу. Павел ответил, что возражений и отводов не имеет, но заявляет протест по поводу самого закрытого заседания и грубого нарушения его конституционных прав на предоставление защиты.
— Закон прямо запрещает закрытые заседания без участия защитника по уголовным делам, где в соответствии с Уголовным кодексом речь может идти о применении высшей меры наказания — смертной казни, а из-за серьезной болезни, которую перенёс, я не могу квалифицированно осуществлять свою собственную защиту в судебном заседании, — встав, заявил Судоплатов.
Костромин остолбенел от этого заявления, судьи встревоженно посмотрели на председателя, особенно обеспокоенным казался адмирал. Костромин объявил, что суд удаляется на совещание для рассмотрения ходатайства, и возмущенно заметил, что у подсудимого нет никакого права оспаривать процессуальную форму слушания дела. И тут же попросил секретаря проводить того в приёмную.
Судьи совещались примерно час, и за это время Павлу неожиданно удалось увидеть тех, кто должен был выступить против него в качестве свидетелей. Первым из таких в приёмной появился академик Муромцев, заведовавший ранее спецлабораторией НКВД-МГБ, где испытывали бактериологические средства на приговоренных к смерти вплоть до 1950 года. Судоплатов едва знал академика и никогда с ним не работал, за исключением того, что посылал ему разведывательные материалы, полученные из Израиля по последним разработкам в области бактериологического оружия.
Другим свидетелем был Майрановский. Бледный и испуганный, он появился в приёмной в сопровождении конвоя. На нем был поношенный костюм — сразу было видно, доставили прямо из тюрьмы. Павлу стало ясно, что работа токсикологической «Лаборатории-Х» будет одним из главных пунктов обвинения в его деле.