Комиссар госбезопасности

«Обстановка на участке прорыва мотомеханизированной дивизии противника остается прежней и напряженной. Разрыв между войсками КУРа и 5-й армией на отдельных участках увеличился до 40 км. В результате принятых мер на рубеже действия чекистской группы противник успеха не добился. Создан полк ополчения, батальон из тыловых подразделений. На правом фланге подошел полк 171-й стрелковой дивизии, только что прибыл на участок батальон мехкорпуса Туркова.

Плохо с боеприпасами. Потерь оперсостава не имею. Связь неудовлетворительная. Обстановку к концу дня доложу особо.

Старший оперативной группы

Д. Плетнев».

— Он там верхом на коне носится, шумит, — добавил Кононенко, видя, что Михеев прочитал донесение. — Пушки откуда-то пригнал…

Вошел Ярунчиков.

— Что за арестованных привезли давеча? — сразу с вопросом к нему Анатолий Николаевич.

— Коменданта переправы, майора, и командира взвода подрывников взял под арест. Мост не успели подорвать через Ирпень, тот, что возле Белгородки, и немцы проскочили, а потом машинка сработала, мост вдребезги разнесло, — доложил Ярунчиков.

Анатолий Николаевич постоял, задумчиво склонив голову, затем спросил:

— И как собираетесь квалифицировать их действия? Как пособничество врагу?

— Пособничество или нет, еще не знаем, только преступный факт налицо.

Михеев приблизился к Ярунчикову вплотную.

— Тут и знать-то нечего, прошляпили с машинкой… Преступной халатностью пусть занимается прокуратура.

Ярунчиков согласился.

— Вообще-то у меня самого возникала мысль вынести такое заключение…

— Что им тогда грозит?

— Разжалуют, наверно.

— Подготовьте заключение и доложите вместе с делом, — распорядился Михеев. — Им врага надо бить на передовой с винтовкой, а не у нас околачиваться!

И комиссар быстро ушел.

…Плесцов заканчивал докладную в Москву, начало которой — о положении на Юго-Западном фронте — Михеев написал сам, не сглаживая жестких выводов о том, какими неимоверными усилиями сдерживается враг.

— Давай, что тут получилось, — попросил Михеев, прерывая Ивана Михайловича, быстро вписывающего сбоку листа вставку. Заметил фамилию Пригода, спросил: — Что-нибудь получили от Михаила Степановича?

— Коротенькую радиограмму, вроде с трудом передал. Бьются в окружении. Части шестой армии перемешались с двенадцатой. Нет точных данных о силах противника.

— Я читал сегодня сводку штаба шестой армии. Она так и заканчивается: «Данные не проверены, требуют уточнения», — говорил Михеев.

Читая разборчивый рукописный текст докладной, он кивал головой, а когда закончил, сказал удовлетворение:

— Все, по-моему, верно, о чем, вы говорите, не успели записать?

— О заброске чекистских групп в тыл врага и о потерях особого отдела.

— О потерях добавьте, а о заброске успеется, к тому же первая группа пока не перешла линию фронта.

— Ясно, товарищ комиссар, пойду отдам печатать, — аккуратно сложил исписанные листы Плесцов и вдруг услышал неожиданный вопрос:

— Тебя, Иван Михайлович, удовлетворяет информационная работа в отделе? В части не хочется? Не-ет, я вовсе не говорю, что дело не клеится. Наоборот даже. Только вспомнил, когда были на передовой, ты сразу к комиссару, к бойцам.

— К ним меня всегда влечет. Ну а информационная работа… Бывало не по себе. Чекистские сводки, докладные… Всюду бои, а ты будто в стороне от войны.

— Как же? На передовой бывал, в танк бутылки бросал, едва в окопе не похоронили.

— Разве что… Иначе бы перед самим собой стыдно было.

— Стыдно, говоришь, — сощурил глаза Михеев. — Не будет нам стыдно ни перед собой, ни перед людьми. Никогда не будет!

* * *

Ночь пришла темная, пасмурная и ветреная. Перекаленная дневной жарой земля блаженствовала, не могла надышаться влажной луговой свежестью. Темнота утихомирила передовую. Люди в окопах, расслабившись после изнурительного дня, наслаждались передышкой, для полноты счастья им не хватало одного: упасть и мгновенно заснуть.

В эту ночь северо-западнее Киева двое людей собрались переправиться через линию фронта, в тыл врага. Лойко и Миша Глухов, переодетые в истрепанные пиджаки, залатанные штаны и кирзовые ботинки, были в самом деле похожи на вышедших из заключения бродяг. Стышко и Ништа со своими группами ушли за линию фронта прошлой ночью. Сойтись все они должны завтра в лесочке восточнее Радомышля.