Он не помнил, как проснулся и что ему снилось, и уже за это он был благодарен Императору. Мрачные, тяжелые сны, которые приходили к нему в те краткие минуты отдыха, которые себе позволял Октавиан, выматывали его до предела. Порой ему казалось, что лучше вовсе обходиться без сна, чем погружаться в ту пучину кошмаров, что представали перед ним всякий раз, как он закрывал глаза. Резко моргнув несколько раз, Лорд-Комиссар огляделся и понял, что его разбудило. На пороге небольшой комнаты стоял Карро Гвинеро, едва заметно опираясь о дверной косяк.
— Докладывай, — Гай Тумидус в одно движение поднялся с постели.
Он пристально посмотрел на комиссара и увидел, как тот, не говоря ни слова, извлек из-под шинели, накинутой на плечи, бутылку амасека. Прошла секунда. Долгая секунда, полная беззвучных слов.
Не меняя выражения лица, Гай Тумидус с какой-то тяжестью в движениях пожал плечами:
— У меня в кабинете есть лучше, — ответил он, не глядя Карро в глаза и сосредоточив свой взгляд на этикетке бутылки.
Гвинеро кивнул.
Они вышли из комнаты и прошли в помещение штаба. Там Октавиан прошел к столу, за которым он обычно просматривал отчеты, открыл один из ящиков и достал оттуда бутылку коллекционного амасека. Следом за бутылкой из того же ящика были извлечены два бокала и наполовину выдавленный тюбик с питательной пастой. Все это, не говоря ни слова, Тумидус выставил на крышку стола, и пока Гвинеро, прихрамывая, подходил ближе, поднес еще один стул. Так и не сев, Карро откупорил бутылку и разлил напиток по бокалам. По комнате, слабо освещаемой дежурными лампами, разнесся хорошо узнаваемый запах с тонким шлейфом миндаля и перца. Синхронно они взялись за бокалы, наполненные до краев, и, встретившись взглядами, выпили их содержимое. Так же синхронно они поставили бокалы обратно на стол, и только когда был налит второй круг, Гай Тумидус произнес:
— Через четырнадцать стандартных суток на планету прибудет подкрепление.
Его голос отозвался глухим эхом, и могло показаться, что он исходит не от живого человека.
— Если не будет возмущений в варпе, — отозвался Гвинеро, занимая стул рядом с Лордом-Комиссаром.
— Если не будет возмущений в варпе, — согласился Лорд-комиссар. — А до этого времени…
Их взгляды снова встретились.
— У них не получилось, — Тумидус произнес эти слова почти шепотом, и было не ясно, спрашивает он или утверждает.
— Легкие почти полностью уничтожены. И еще несколько органов. Необходимо вмешательство техножрецов и сложная система имплантатов, которой нет на Ферро Сильва, — таким же шепотом ответил Гвинеро.
Они подняли бокалы и, залпом опустошив их, поставили на стол.
— Сколько осталось? — в голосе Гая Тумидуса впервые за все эти дни послышалась бесконечная усталость.
Гвинеро посмотрел на хронометр:
— Имеющийся в распоряжении аппарат сможет поддерживать его жизнь еще семь минут. Потом, если ситуация не изменится…
Гай Тумидус ничего не ответил и, разлив из бутылки по третьему кругу, сделал из своего бокала большой глоток. Они помолчали.
— Хороший выпуск, — нарушил упавшую тишину Гвинеро. — Достойный.
Гай Тумидус слабо улыбнулся:
— Возможно, лучший.
— Будущее покажет.
Они, вновь замолчали. В наступившей тишине одиноко пискнул инфопланшет. Гай Тумидус прочел поступившее сообщение и, поднявшись со стула, посмотрел на Гвинеро.
— Семь минут прошли, — Карро Гвинеро последовал его примеру, вставая.
— Прошли, — с отрешенной усталостью кивнул Лорд-комиссар и, потянувшись рукой в ящик стола, достал оттуда еще один бокал.
РЭКУМ
Кадис Морзус сидела на ступеньках, ведущих в комиссариат, и смотрела в бесконечное серое небо с редкими лиловыми прожилками. Ей не суждено было покинуть эту планету и когда-либо увидеть над своей головой другое небо. Теперь она знала это наверняка. Эта простая мысль укрепилась в сознании сегодняшней ночью, когда она, очнувшись от очередного кошмара, что преследовали ее все последние ночи и те часы, что она провела в беспамятстве, приняла окончательное решение относительно своих дальнейших действий…
Раны, полученные ею, горели не переставая, причиняя сильную боль при каждом вдохе. С момента ее ранения прошла почти неделя, и за это время стало ясно, что с каждым днем состояние ран только ухудшается. Они не затягивались, продолжая кровоточить, а в последние несколько дней к крови начала примешиваться какая-то слизь, обильно сочащаяся из раны. Должно быть, именно она вызывала все усиливающееся жжение, от которого не спасали обезболивающие инъекции, давая лишь краткую передышку между приступами болезненных спазмов, от которых перехватывало дыхание. Вызываемый воспалением жар не покидал Морзус, заставляя ее обливаться потом и испытывать постоянную жажду, которая изматывала ее не меньше боли. Однако несмотря на все эти грозные симптомы, слабость от ран постепенно уходила, и Кадис начала предпринимать попытки подняться с кровати. Сидя на больничной койке и надсадно дыша, словно только что пробежала кросс, кадет-комиссар вспоминала, как на утро следующего же дня после того, как она впервые пришла в себя, ее навестил Лорд-Комиссар Тумидус.