Комитет охраны мостов

Дверь открылась, и в кабинет Альфа вошёл немолодой полноватый человек в плащ-палатке, которая делала его похожим на грибника или не особо успешного дачника.

— Смотришь? — безо всякого приветствия спросил он.

— Смотрю, — согласился Селиванов.

— И что тебе там видно?

— Погоди-погоди… — Селиванов высунул рыжую башку в окно, приставил ладонь ко лбу и, прищурившись, принялся вглядываться во что-то неведомое… — Показывают, пизда вам! — внезапно объявил он.

Визитёр смерил Альфа злым взглядом.

— Я думал, обсудим, как так вышло. Для начала — мы с тобой, а там и с остальными…

— Да ну, — откликнулся Селиванов, — говорить ещё… это вы занимайтесь.

Человек наморщил нос. Он, видимо, решал, стоит ли грызть Альфа прямо сейчас — или лучше немного погодить. Он погодил. Сел рядом с Селивановым, захрустев хитиновым плащом, и стал похож не столько на дачника, сколько на контейнер с надорванной упаковкой.

— Алик, — сказал он преувеличенно спокойно, — расскажи мне, пожалуйста, что это сегодня с моста пел твой подопечный?

— Мой? — Селиванов весело посмотрел на Чёрного Плаща. — Ты попутал, Сергей Геннадьевич. Каких-то чуваков, которых твои упустили, показывали — это да. А моих — ни одного. И что там у тебя с «дочерью Ружинского», а? Вы там что, решили поиграть в «Комитет» второго уровня? С этой девкой, которая разных смутьянов подвела под статью? Ружинский уже в курсе, и точит когти. И наверху тебя не прикроют — там не любят самоуправства. Плюс у тебя же ещё побоище на крыльце, да?

— Кто-то за это ответит! — взорвалось внутри «контейнера».

— Я даже знаю, кто, — сообщил на это Альф, отхлёбывая ещё виски. — Смерть шпионам!

— Прокурору не понравится твой подход.

— Ты смотри сам сильно Прокурору не понравься… Я слышал, это вредно для здоровья. — Селиванов провёл ладонью по лицу, как если бы закрывал глаза мёртвому.

Хитиновый визитёр поднялся, создав вокруг себя облако хруста.

— У нас сейчас жарко, — сказал он, — люди, бывает, раз — и не выдержало сердце.

Альф с пониманием кивнул:

— Сердечный приступ — хороший самурайский расклад, — не стал спорить он.

Человек-плащ, ничего больше не говоря, направился к двери. Альф снова уставился в окно.

— Я тебя где-то видел, — сказал Серёгин возникшему слева кавказцу.

— В гробу, — мрачно отозвался тот.

Серёгин усмехнулся. Кивнул.

— Не исключено.

— Крутой замес, — кивнул кавказец в сторону других светлых пятен — ближе к Органному, где тоже копились те, кого и не думали санкционировать космонавты. — Как думаешь, струсит народ, разбежится?

— Не, — сказал Серёгин, — этот уже не разбежится.

— Хорошо, — с удовольствием, чуть ли не зажмурившись, признал кавказец. — А я сейчас развозил в несколько мест одного синего — чтобы они точно сорвались с цепи.

Он посмотрел в лицо Серёгина, что-то пытаясь в нём ухватить.

— Хорошо, — повторил он, — тебя как звать?

— Алексей.

— А Давида Гаглоева знаешь?

— Медик из «Комитета».

— Точно! — обрадовался Аслан. — Сын мой. — И, не став дожидаться реакции Серёгина, похлопал его по плечу. — Давай, Алексей. Я вперёд пошёл.

Он стал протискиваться ближе к чёрным цепям, хлопая стоящих рядом — чтобы пропустили — левой рукой и пробуя улыбаться.

Этого он совсем не умел.

— Эй, у тебя кровь, — окликнул Аслана Серёгин, заметив, как тот прячет вторую руку.

— Нормально! — отозвался Аслан. — Я думал, они больные все с сетью этой… А оказалось, только так и надо. Чтобы не эти на нас, а мы на них. Чтобы мы им сами: вот вам, людоеды, мы вас не боимся… Я их не боюсь!

Ему не было особенно больно. Просто очень непривычно без большого пальца, который он держал завёрнутым в кармане.

— Эй, борода, туда не надо, — крикнул какой-то пацан, видя, как Аслан выходит к оцеплению, и щиты навстречу ему приходят в движение, шуршат, как змеиные чешуйки.

— Мне можно, — сказал себе под нос Аслан.

Ему наконец-то стало почти спокойно. А если успеть всё сделать, то станет совсем…

Аслану что-то крикнул легионер-гвардеец, стукнув об асфальт своим недоримским щитом. Аслан поднял над головой покалеченную руку.

— Давид! — закричал он протяжно. — Это комитет!

И Серёгин — внимательно всматривавшийся в спины — наконец сообразил.

— Комитет! — кажется, помимо собственной воли, на одной ненависти, заорал он и шагнул вперёд.

Маленькая толпа тоже качнулась. Она одновременно и подхватывала падающего Аслана, и окутывала его.

Она шагала навстречу тому, что уже начиналось. Началось.

Эпилог. Это комитет

В автозаке, который больше стоял, чем ехал, было так душно, что Никите всё время казалось — сознание из него вот-вот улетучится. Может, даже насовсем. В этом не было ничего страшного. Это было как засыпать в застрявшем на перегоне плацкартном вагоне.

Только стоя.

Народу было так много, что даже сильно покалеченных невозможно было положить, приходилось как-то их подпирать, поддерживать — привалившись плечом или подставив ногу в качестве опоры.

Ещё очень хотелось пить и перестать слушать состоящий из мохнатых банальностей гвалт, в котором помимо воли вычленялись рассуждения о неминуемых люстрациях для чёрных убийц, о том, как народ теперь…