Комьюнити

У Мариши был круглый и ровный подростковый лобик, нежные и румяные щёчки, пухлые губки. В лобик — укольчики ботокса, веки поправить блефаропластикой, разгладить личико лифтингом, губки чуточку надуть рестилайном… Глеб приподнял груди Мариши и увидел под ними едва заметные белые ниточки шрамов: лёгкая подтяжечка.

Кабуча вовсе не остановилась в своём развитии на этапе журнала «Cool girl», наоборот: она сознательно вернула себя на этот этап и держалась там ценой больших усилий. Но Глебу стало жаль Маришу. Ей тридцать пять, выглядит она на двадцать три, а хочет выглядеть на семнадцать. Если бы она хотела выглядеть на двадцать три, ей бы и давали двадцать три, но при заявке на семнадцать её тридцать пять оказывались как на ладони.

— Денька у тебя во сколько вернётся? — спросил Глеб у Мариши.

Она сегодня была дома одна, потому Глеб и приехал на квартиру. Сын у Мариши с классом укатил на базу отдыха в Подмосковье.

— Не менжуйся, он звякнет на сотик.

Вообще-то, Глеб предпочитал не встречаться с любовницами дома: ни у себя, ни у них. К себе он не звал, чтобы подруга не подумала, будто её примеряют на роль жены. А в гости не ходил, чтобы потом его любовнице о нём ничего не напоминало: зачем напрасная грусть?

С Кабучей у Глеба всё отлично получалось на работе в кабинете или изредка, на корпоративных выездах, в разных лесных гостиничках где-нибудь под Наро-Фоминском или за Тарусой. Однако нынче что-то заставило Глеба поехать к Марише, хотя он понимал, что не надо Марише привыкать к нему на своей кушетке и на своей кухне…

Мариша жила в обычной панельной двушке, которую бывший муж старательно модернизировал до вполне человеческого вида. Денька, разумеется, обитал в отдельной комнате, а Мариша — в проходной гостиной. Свой быт вроде флаконов с парфюмом или постиранных трусиков она прятала так же тщательно, как и свой возраст.

— Теперь давай я буду лошадкой, а ты будешь ковбой, — выдохнула Мариша в ухо Глебу, вытягиваясь рядом с Глебом на кушетке.

Она повернулась на живот и приподняла зад. Глеб взгромоздился на Маришу и немного раздвинул ей ноги и ягодицы — ему было интересно, найдёт ли он следы липосакции. Может быть, вот эти едва заметные и симметричные шрамики?

— В жопкин домик надо язычком попроситься, — лукаво намекнула Мариша, неправильно истолковав манипуляции Глеба.

Глеб, конечно, знал, что подобные разговоры — всегда пошлость, потому старался их избегать. Но дело было не в интимности тематики. Член, нарисованный на гараже, — это непристойно и похабно, однако не пошло. Пошло — это кошечка на иконке в ЖЖ. Непристойность и пошлость — разные вещи. Порно непристойное, а эротика пошлая. Вишнёвый вкус у презерватива и белый фартук горничной в ролевых играх — это пошло, хотя в самом вкусе вишни и в самой чистоте униформы нет никакой пошлости.

Трахая Кабучу, Глеб заявлялся на порно, однако Мариша ухитрялась превратить всё в такую пошлятину, что у Глеба слипались подмышки. Он улёгся рядом с Маришей лицом вниз. Он понял, что не хочет Маришу, несмотря на все дженерики мира. Не потому, что Мариша плохая или там пошлая, а потому что он хочет Орли.

Мариша подождала и приподнялась.

— Что-то случилось, Глеба? — спросила она.

— Да как-то в последние дни у меня всё не так…

Мариша вздохнула и села, подтянув плед на себя:

— Я вижу, что ты каким-то пыпысом заделался.

Квартира у Мариши находилась на шестом этаже, поэтому окна долго не темнели. Потолок отражал свет фонарей внизу на улице и казался сиреневым. Глебу нравилось в гостях у Мариши. Была в её жилье готовность принять Глеба любого, какой он есть.

— Опять мне не пропёрло, глушняк алибастер! — посыпала горохом Мариша, и Глеб успокоился: таким манером Мариша снимала стресс, значит, она примирилась, ссоры не будет. — Всё у тебя, Глеба, через переподвыверт, нормального шэдла замутить не можем… Мейби я какая некозявая, так ты обоснуй!

— Козявая ты, Мэри, козявая, — улыбнулся Глеб и погладил Маришу по коленке. — Это я не козявый. Может, тебе поменять меня на кого получше? На Борьку того же Крохина.

Глеб сказал это, не успев обдумать, а потом понял: он и вправду хочет оставить Маришу, а потому подыскивает замену себе.

— Он салага, — сказала Мариша, и Глеб понял, что она и сама уже думала об отношениях с Борькой.

Глебу захотелось намекнуть, что если Мариша подаёт себя на семнадцать лет, то Борька старше её, — но, конечно, Глеб промолчал.

— Салага и вообще не вассер, — согласился он.

— Да мне фиолетово, — дёрнула плечом Мариша.

Она слезла с кушетки, надела майку и ушла на кухню. Там вспыхнул свет, потом Глеб услышал щелчок включённого чайника.

В шкафу на полке вдруг дёрнулся айфон Глеба. Глеб тоже встал.

От SMS его бросило в холодный пот. Это писал Слава, приятель Орли. Или сожитель. Или жених. В общем, не важно кто: Слава. Он спрашивал: «Глеб, скажите, у вас и Оли это вправду по-настоящему?»