«В венецианской лагуне лежит маленький остров Лазаретто. Здесь возвышаются руины старинных строений, но никто на острове не живёт. Он необитаем уже около пятидесяти лет. Почему?
Его история началась в 1348 году. На Европу обрушилась Чёрная Смерть — пандемия чумы, самая страшная пандемия за всю историю человечества. Государства сдавались чуме как непобедимой армии. В городах бушевали грабежи, насилия, изуверства фанатиков и оргии отчаявшихся. И лишь Венеция решила держать оборону. Дож Андреа Дандоло железной рукой навёл порядок и установил особые правила жизни осаждённого города. Он запретил пьянство и азартные игры. Закрыл кабаки и публичные дома. Обязал чиновников и вельмож оставаться в городе. Дож боролся с мародёрами и, говоря сегодняшним языком, с нелегальными мигрантами. Был налажен сбор мертвецов, которых хоронили в специально отведённых местах. Чтобы не нервировать людей, Совет Венеции запретил горожанам публичную демонстрацию скорби по умершим и ношение траура. Дож распорядился даже про любовниц любвеобильных венецианцев: надо было или отослать их прочь, или взять в жёны.
А самым страшным местом в городе оказался островок в лагуне, где Дандоло устроил карантин. Он длился сорок дней — в память о сорока годах, когда Моисей водил евреев по пустыне. На остров ссылали тех, кто заболел, и тех, кого заподозрили в болезни, и тех, кто был с ними в контакте, и всех членов их семей. Ссылка на этот остров означала смертный приговор даже для совершенно здоровых людей.
За сосланными на остров ухаживали монахи из братства святого Лазаря, поэтому остров прозвали Лазаретто. Так и появилось слово „лазарет“. Во время чумы этот лазарет был хуже ада. Случалось, что люди совершали самоубийство, лишь бы их не увозили сюда. Спасение города от чумы стоило жизни всем узникам печального Лазаретто».
19
Орли сидела рядом справа, и у Глеба было тёплое ощущение полноты, завершённости, укомплектованности жизни. От больницы по запутанной Москве навигатор прочертил почти прямую линию, и это тоже казалось символичным: Бирюзова — Народного Ополчения — Нижние Мневники — Крылатская — Ярцевская — Боженко — Кубинка.
«Лексус» мягко и ровно летел по горящим в темноте улицам мимо тяжёлой снегоуборочной техники, что выстроилась на обочинах дорог. Все эти огромные машины — оранжевые и полосатые, с вертящимися фонариками и растопыренными лапами, с пузатыми бункерами и рубчатыми колёсами, — все они казались добрыми великанами, что по ночам выходят делать зиму красивой.
— А что со Славой было? — спросил Глеб.
— Со Славой? — Орли курила. — Трудно сказать… Я была на работе, в редакции. Он ездил навестить маму. Вернулся. Сидел дома часа два. Потом с улицы охранник на автостоянке услышал, что Славка кричит из окна на лоджии. Позвонил в полицию. Она приехала. Дверь была не заперта. Славка был один. Орал, метался. Вызвали скорую, которая психиатрическая и наркологическая. Врачи приехали. Сказали, что у Славки нервный срыв, алкоголя и наркотиков в крови нет. Ну, это уже потом установили, конечно. А тогда просто в больничку увезли.
— Больнички на зоне, — поправил Глеб. — В обычной жизни кладут в больницу. А что Слава — он сам сдался?