— По оплате, — полагаю, что около восьми гротенов.
— Посмотрите-ка это, мастер — я показал ему свой старый кинжал. — Возьмете в обмен?
— Интересно, — Кан отставил лезвие от себя, рассматривая стальной узор. — Шесть гротенов я за него дам. Был бы он новый, стоил бы не меньше пятнадцати, но, сами видите, как уже сточено лезвие!
— Ну, хорошо. Еще вопрос — у меня есть девица, которую нужно куда-нибудь временно пристроить. Не найдется у вас дел на кухне?
— Ну, если речь о небольшом времени…
— Да. Потом я что-нибудь придумаю. Везти ее в монастырь — сами понимаете…
— Хорошо. Гюнтар, позови мою супругу, ей привезли помощницу!
Избавившись, наконец, от обоих компрометирующих предметов, я, наконец, вернулся к моим промокшим товарищам. По скользким улицам, залитым мутной водой, мы добрались до монастырских ворот. Рыцарь стукнул чубуком копья в калитку.
— Хвала Свету, вы прибыли! — Эйлох, пожилой конверс, служивший в монастыре привратником, торопливо закрыл за нами ворота и подхватил поводья моей лошади. — Все ли у вас благополучно? Брат Тереллин вас заждался!
— Брату канонику пора привыкнуть, что быстро только вино кончается — гулким басом отозвался Эйхе. — Мы были Кхорн-знает-где, еще и в такую погоду! Скажи на конюшне посмотреть Гернию, она хромала. Верно, надо перековать!
Благочестивый Эйлох поморщился, и повел наших лошадей в стойла. Те, поняв, что сейчас им зададут полную мерку овса, радостно ржали и фыркали. В походе мы их не баловали.
Рыцарь обернулся ко мне.
— Энно, сделай милость! Доложись канонику сам, без меня! Я чертовски устал, а в монастыре слишком твердые кровати, сам знаешь. Пойду в кабак, отдохну. Хорошо?
Слишком твердые и слишком пустые. В кабак он пойдет, как же. Или к вдовушке с Мощеной улицы, уже упоминавшейся Агнес, или к кому-то другому. И перед Тереллином не придется отчитываться за неудачу!
— Я все равно ничего не знаю, что там ты делал в Гнилых землях. Расскажешь сам, да? Ну, бывай.
И, похлопав меня по плечу, рыцарь пошел к кастеляну сдавать доспехи, выданные ему на поход. Самому Ренну принадлежал только щит, меч и кинжал.
Мне идти было особенно некуда, к тому же начальство, судя по всему, скоро затребует к себе.
— Герр Андерклинг, наконец-то!
Я обернулся. На крыльце стоял ключарь Гиппель, лысый толстяк средних лет, и энергично рисовал руками Знак Света, благословляя возвращение нашей небольшой команды.
— Идите же сюда. Все благополучно? Хвала Свету!
Я поднялся по крутым ступеням.
— Как все прошло? — спросил Гиппель, понизив голос — Надеюсь, вам сопутствовал успех?
— Вашими молитвами. Трапезная закрыта?
— Конечно, ведь пробил уже шестой колокол. Но я схожу на кухню, принесу вам что-нибудь. Сегодня была чечевица.
— Спасибо, брат Гиппель. Я буду у себя. Можете еще прислать воду?
— Конечно, конечно.
По узенькой валкой лестнице я потащился наверх, в свою комнатенку, с каждым шагом все сильнее ощущая, как болят ноги от езды верхом. И когда я к этому привыкну…
Наконец я поднялся. Моя комната два на три шага с, крохотным окном и облупившимися стенами. Никаких стекол — только ставни. Или у тебя свежий воздух и свет, или — темно как в заднице, но зато почти не дует.
Я стащил обувь и повалится на свой топчан, уставившись в прокопченный потолок со страшными трещинами в штукатурке. Когда-то в своем мире я снимал прокуренную малосемейку на окраине города — и это был просто дворец падишаха в сравнении с
Но с тех пор, как я начал выполнять странные поручения каноника, меня поселили здесь. И настрого запретили распространяться о том, чем я занимаюсь в своих поездках, «чтобы не было соблазна братьям».
Может быть, это и правильно. Бедолаги — монахи не имеют права покидать монастырь без разрешения начальства, а оно, из каких-то своих соображений, дает их крайне неохотно. Так что, на таких, как я, шатающихся то в монастырь, то в мир, смотрят косо. Да наплевать.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите!
Дверь тихонько, почти без скрипа, приотворилась. Только один человек умел так открывать ее. Пожилой послушник Аксель заглянул ко мне, робко улыбнулся, не заходя за порог. Вот черт!
— Брат Аксель, простите. Но я совсем забыл про вашу просьбу.
Глаза старика округлились. Казалось, он сейчас заплачет. Кхорн рогатый, ну вот вообще было не до него!
— Был очень тяжелый поход, мы проделали сотню лиг за неделю. Я завтра схожу для вас специально. Зайдёте ко мне вечером, хорошо?
Тот скорбно кивнул, и безмолвно прикрыл дверь, так и не зайдя внутрь. Удивительно, как ему удается открывать и закрывать ее бесшумно? У меня она дико скрипит.