– Энно, – Эйхе вдруг перешел на несвойственный ему обычно просительный тон. – Добудь мне лошадь в монастырской конюшне! Ты же можешь!
Ничего себе!
– Это вот как ты себе представляешь?
– Да легко, – Эйхе, почуствовав, что я не отказываю ему с ходу и вопрос обсуждаем, перешел к делу, – ты же скоро отправишься на сбор десятин, как обычно?
– Не знаю. Конечно, срок для сбора как раз подошел, но отправят ли меня или кого-то другого…
– А ты вызовись сам. И тебе для этого дадут лошадь!
– Ну да…
– Вот ты эту лошадь отдай мне, а сам езжай на муле!
– А где мне его взять?
– Агнес тебе даст. У нее есть рослый, прекрасный мул.
– А она на чем будет развозить одежду?
– Ну, это я с нею договорюсь, – по лицу Эйхе было видно, что об этом он не подумал и сейчас озадачен – Тут ты не беспокойся.
– Как у тебя вообще дела с Агнес? Купчишка не досаждает?
– Как сказать…Эйхе снова потер свою, так и не сбритую с похода, медно-рыжую бороду. – Купчишка-то нет, отстал. Только у нее новая блажь. Она хочет, чтобы я на ней женился.
– Ну, вообще-то тебе давно пора остепениться!
– Да? – Эйхе посмотрел на меня, как будто я предложил ему сунуть голову в улей.
– И вступить в цех прачек?
– Какой еще цех?
– Прачечный. Если я буду ее мужем, то заодно стану главой и семьи, и дела. То есть мастером прачечной! Придется вступать в цех, сдавать цеховой экзамен на знание сортов мыла и щелока, и как нужно отмывать разные ткани. И все это в упленде в цветах цеха, и в переднике!
Я представил его перед корытом, выбивающим палкой чужие камизы, и не смог сдержать смеха. Ренн недовольно набычился.
– Ты мне зубы не заговаривай. Добудешь мне лошадь?
– Ладно, я попробую.
– Отлично!
Он хлопнул меня по плечу, и мы вернулись к столу.
– Выпьешь с нами? – спросил Беренгард, пропуская меня на лавку.
Я бы не только выпил, но и что-нибудь съел, но свободных денег не было совсем.
Эйхе крикнул на кухню, и мальчик - сын хозяйки, принес мне эль, ломоть хлеба и горшок с рагу из овечьего желудка. У рыцаря тут был кредит.
Виллем непременно хотел сыграть в шашки. Беренгард оказал нам всем любезность, взявшись вырезать клетки шахматной доски на грубо выструганном столе. Эйхе сначала протестовал, ведь из-за зарубок на столешнице теперь было нельзя играть в «полкрейцера» и трик-так, да и кубики костей будут падать по-другому.
– Ничего, дружище, мы вырежем «шашки» в сторонке, – сообщил ему Беренгард, и нарезал клетки с самого края столешницы. Берн всегда нравился мне - он покладист и не чванлив, даже несколько раз давал мне уроки боя на топорах. Служит он тоже по церковной части, только не в монастыре, как я, а повыше. Берн служит нашему сюзерену – он один из сержантов экзархата Виссланд, куда входит наш диоцез Андтаг. Молод, красив как Аполлон, умен и общителен, но, увы, небогат. Как и все мы здесь…
Я осторожно отпил мутную сладковатую жидкость, и принялся за рагу, черпая его, как все, хлебной коркой.
– Сегодня у Гельмиеры эль покрепче, чем всегда. Всегда сюда захожу, – сообщил Виллем, глядя на мои сомнения по поводу напитка.
– Лучший эль – только в монастыре! – сообщил рыцарь, любивший подчеркнуть богатство и влиятельность своего сюзерена, хотя гордиться тут, честно говоря, было нечем.
– Ну, как сказать, – Беренгард, немало поездивший по свету, любил рассказать о своих путешествиях. – Самый лучший эль, что мне довелось попробовать, был сварен в Мариенстаде. Они там скинулись всем городом и купили медный котел на пять бочек. Вот в нем эль получается просто великолепным.
– Ха! А как же они пользуются одним котлом всем городом сразу? Да еще и таким здоровым?
– Очень просто. Ставят сусло, потом заливают его в котел и варят. По очереди – чье время пришло, тот и варит. Потом сразу разливают по бочкам, там и охлаждают, и выдерживают.
– А где стоит у них этот котел?
– Возле ратуши, на площади.
– Это надо катить бочки с суслом на площадь, а потом обратно? Да вот еще!
– Зато все видят, из чего эль варится, и хорош ли он. Там народ всегда знает, в какой кабак стоит заглянуть, а какой обойти стороной.
– А я скажу, что в эле главное – грюйт*. Солод-то всегда примерно одинаковый, а вот какие травы туда добавляют – это другой вопрос.
– Не скажи. Замочить солод – непростое дело. Бывает, он плесневеет, или еще чего похуже.
– Чтобы добрые люди не отравились – за этим должны следить эльманы. А я говорю про вкус и крепость. Вот оловянщики в Нордланде научились делать двойной эль – это когда сусло ставят не на воде, а на уже готовом эле. Крепкий получается- ухх! А в Лайтенце сейчас вошел в моду хмель. Варят эль с хмелем, получают «пиво».
– Вот это я бы попробовал – воскликнул Гиззер, немолодой горожанин с лицом, похожим на моченое яблоко, очень любивший как следует набраться. – Должно быть, хмель дурманит так, что с двух кружек окажешься под столом!
– А ты попробуй на Скорняжной улице эль с беленой – там упадешь от одной кружки. Только после этого можешь уже не встать. Правда, Гиззер?