Коммандер

Но Джек Обри не мог позволить, чтобы его мысли оставались прикованными к разграфленному столбцу. Его неудержимо влекло к себе иное зрелище: синее море, более темного оттенка, чем небо, сверкающее в окне каюты. В конце концов он захлопнул журнал и разрешил себе понаслаждаться представшей ему картиной. Он думал, что при желании мог бы поспать; оглядевшись вокруг, стал наслаждаться одиночеством — этой редчайшей привилегией в море. Служа лейтенантом на «Леандре» и других крупных кораблях, он, разумеется, мог сколько угодно смотреть в окна кают-компании, но при этом никогда не оставался один, всегда ощущая присутствие людей и их деятельность. Это было чудесно, но так получилось, что теперь он нуждался в присутствии людей и их деятельности. У него был слишком живой и беспокойный ум, чтобы оценить возможность быть наедине с собой, хотя он и чувствовал преимущества такого положения. Едва пробило четыре склянки, как он уже был на палубе.

Диллон и штурман стояли у бронзовой четырехфунтовой пушки правого борта и, очевидно, обсуждали какую-то часть такелажа, видимую с этой точки. При его появлении они перешли на левый борт, традиционно предоставив ему привилегированную часть квартердека. С ним это произошло впервые. Он даже не ожидал этого, даже не думал об этом, и испытал радость. Но в то же время это лишило его общества, хотя можно было бы позвать Джеймса Диллона. Он раза два или три повернулся, разглядывая реи: они были обрасоплены настолько круто, насколько позволяли грота- и фор-ванты, но теоретически можно было бы и еще круче. Обри сделал мысленную зарубку — сказать боцману, чтобы обтянул заново швиц-сарвени[24] — это могло дать ещё три или четыре градуса.

— Мистер Диллон, — произнес Джек, — будьте добры спуститься под ветер и поставить прямой грот. Курс зюйд-тень-вест, полрумба к зюйду.

— Есть, сэр. Взять два рифа, сэр?

— Нет, мистер Диллон. Никаких рифов, — с улыбкой отозвался Джек и вновь принялся расхаживать. Вокруг него звучали команды, топот ног, крики боцмана; он наблюдал за происходящим со странным чувством отчужденности — странным оттого, что сердце у него при этом билось учащенно.

«Софи» плавно уваливалась под ветер. «Так, так» — воскликнул штурман, стоящий около рулевого, и тот удержал курс. В процессе поворота на фордевинд косой грот уменьшился до ряда трепещущих облачков, которые вскоре сжались еще, превратившись в звенья длинного парусинового свертка, серого и безжизненного. И вслед за этим появился прямой грот, он надулся и трепетал в течение нескольких секунд, а затем его укротили, расправили и выбрали шкоты. «Софи» рванулась вперед, и к тому времени, как Диллон скомандовал: «Укладывай!», судно увеличило скорость по меньшей мере на два узла, зарываясь в воду носом и задирая корму, словно кобыла, возмущённая седоком. Диллон послал на штурвал еще одного матроса — на случай, если штурвал дёрнет при смене ветра. Прямой грот натянулся, как барабан.

— Позовите парусного мастера, — произнес Джек. — Мистер Генри, не могли бы вы достать ещё парусины для этого паруса, чтобы сделать длинные скошенные боковые шкаторины?

— Нет, сэр, — убежденно ответил мастер. — Не получится, даже если бы и достал. Не с этим реем, сэр. Посмотрите на это ужасное пузо, больше похоже на то, что вы бы могли назвать свиным пузырём, честно говоря.

Джек подошел к ограждению и внимательно посмотрел на волны, бегущие вдоль подветренного борта, гребни сменялись впадинами. Что-то пробурчав, он вновь стал пристально разглядывать грота-рей — деревянную штуку длиной свыше тридцати футов и сужающуюся с примерно семи дюймов на середине до трех дюймов у ноков.

«Больше похож на сухой рей[25], чем на грота-рей», — подумал он, как и двадцать раз до этого. Он внимательно наблюдал за поведением рея на ветре. Теперь «Софи» не прибавляла хода, поэтому нагрузка на него не уменьшалась. Рей гнулся, и Джеку показалось, что он услышал стон. Брасы «Софи», разумеется, были проведены вперёд, она же была бригом, и больше всего рей гнулся на ноках, что раздражало Джека, но некоторая степень изгиба всегда была. Он стоял, закинув руки назад, и внимательно разглядывал рей. Остальные офицеры, находившиеся на квартердеке: Диллон, Маршалл, Пуллингс и юный Риккетс молча посматривали то на своего нового капитана, то на парус. Они не были единственными, кто наблюдал за происходящим. Большинство наиболее опытных матросов, стоящих на полубаке, тоже переглядывались, посматривая то наверх, то искоса на Джека. Возникла странная пауза. Теперь, при курсе фордевинд, ну или очень близко к нему, то есть в том же направлении, что и ветер, пение такелажа практически стихло. Плавная килевая качка «Софи» (не было перекрестных волн, чтобы сильно ее качать) производила едва заметный шум. И вдобавок стоял напряжённый гул шепчущихся друг с другом матросов, трудно различимый на слух. Но, несмотря на все их старания не быть услышанными, до квартердека донесся чей-то голос: «Он сведёт нас всех в могилу, если продолжит так идти на всех парусах».