Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

VII, 9 — Под сень черемух и акаций… — ироническая реминисценция из стихотворения Батюшкова "Беседа муз":

Пускай и в сединах, но с бодрою душой,
Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций,
Он некогда придет вздохнуть в сени густой
Своих черемух и акаций
(Батюшков К. П. Соч. Л., 1934, с. 169.

12 — Капусту садит, как Гораций… — Гораций (см. с. 176), удалившись после участия в гражданской войне в подаренное ему Меценатом имение, воспевал в стихах сельскую простоту жизни. "Сажать капусту" — франц. поговорка, означающая "вести сельскую жизнь". Ср.: "Отправившись "сажать капусту", по выражению первого герцога де Бирона, старый кирасир <…> хотел забыть о своем падении" (Бальзак, «Крестьяне». — Собр. соч. В 15-ти т. Т. 12. М., 1954, с. 316); первый герцог де Бирон — Шарль де Бирон (1562–1602) — маршал Франции.

VIII, 1–4 — Он был не глуп… — Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.

Показательно, что, когда, публикуя в "Сыне Отечества" послание "К Ч<аадаеву>", Греч изменил строку, посвященную Ф. Толстому, "или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света" на "глупца философа", П протестовал: "Там напечатано глупца философа, зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец" (XIII, 32). О восприятии сочетания ума и безнравственности как парадоксального ср. в записках К. Полевого о странном человеке, шеллингианце Шелихове: Во время беседы "Шелихов вдруг воскликнул: "NN! ведь я знаю, что ты каналья, но я люблю тебя за то, что ты умен" (в кн.: Полевой Николай. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., <1934>, с. 196).

11 — Онегину, осклабя взор… — Т. е. улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном зд. иронически).

IX, 2 — Короткий вызов иль  к а р т е л ь… — См. с. 96.

8 — Сказал, что он всегда готов. — Последние слова выделены автором как условная формула принятия вызова (см. с. 96).

11 — Имея дома много дел… — Условная формула отказа от продолжения разговора. Ср.: "Сожалея чрезвычайно, что многосложные занятия отнимают у меня возможность беспрерывно вникать в журнал, вами издаваемый…" (из письма Бенкендорфа к Н. Полевому в 1832 г. — "Русский архив", 1866, с. 1753); "Варравин (кланяясь и резко): Имея по должности моей многосложные занятия, прошу извинить (Уходит в кабинет)" (Сухово-Кобылин А., Дело, II, 6).

XI, 12 — И вот общественное мненье! — Примечание П: "Стих Грибоедова" (VI, 194); цитата из монолога Чацкого:

Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье! (IV, 10).

П отметил цитатную природу стиха, но не выделил его курсивом. Наличие или отсутствие указания на цитатность (курсива) образуют градацию выделенности чужой речи в общем контексте романа. Курсив обычно означает (кроме общей для типографской техники тех лет адекватности кавычкам) наличие в тексте ненейтральной — «чужой» — интонации, несущей некую выделенную точку зрения. В данном случае текст "от Онегина", взятый в кавычки, сменяется текстом "от автора". Грибоедовская цитата входит в последний, интонационно и идеологически в нем растворяясь: П как бы солидаризуется с Грибоедовым, опираясь на его авторитет. Поэтому он отмечает самый факт цитаты, но не выделяет ее графически.

XII, 3 — И вот сосед велеречивый… — Цитата из поэмы В. Л. Пушкина "Опасный сосед":

"Ни с места, — продолжал
Сосед велеречивый…"
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 670).

Цитата не отмечена и не выделена курсивом, однако, ввиду специфической славы "Опасного соседа", конечно, фиксировалась определенным кругом читателей. Интересно, что "сосед велеречивый" в поэме В. Л. Пушкина — это Буянов. Но этот персонаж уже фигурировал в пятой главе EO под собственным именем. Здесь автор предпочел лишь намекнуть на возможность отождествления с ним Зарецкого.