Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»

Из сказанного становится ясно, что, когда говорят: английский «средний класс» в данное время процветал, это относится только к его верхушке, — значительная масса его бедствовала, и в ее среде росло недовольство. Если процветание промышленности облегчает для отдельных представителей средней буржуазии переход в разряд буржуазии крупной, то оно же влечет за собою массовое разорение мелких предпринимателей и собственников и их переход в ряды пролетариата. Фактическая сила крупной буржуазии, хотя и нуждалась в правовом признании и закреплении, могла удовлетворять отдельных индивидуумов, обладавших этой силой, и потому делала их мало активными, но они тотчас становились требовательнее, как только выступали выразителями своего класса в целом. Более активная мелкая буржуазия подталкивала более крупную, когда последняя убеждалась, что ей выгоднее опираться на реальную силу своего класса в целом, чем зависеть от благосклонности господствующего земледельческого класса, чья экономическая политика не совпадала с требованиями фабричной промышленности.

С другой стороны, политическая энергия даже мелких собственников связана самою их собственностью, которая, как бы мала она ни была, всегда внушает величайшие надежды. Только угроза полной потери собственности, этой почвы под ногами, потеря социального равновесия толкала мелких собственников, в особенности в городах, на открытые политические выступления, на бунт. И вот те, кто оказывался на грани перехода к пролетариату, нередко примыкали к выступлениям последнего или брали на себя инициативу, всегда находя в нем надежного союзника. Ибо пролетарии, которым уже нечего было терять, кроме жизни, не могли ее ценить при создавшихся условиях и с готовностью шли на борьбу за лучшее существование.

Борьба оказалась длительной. Англия изжила свой первый промышленный кризис, преодолела застой, перешла опять к подъему и, вступив во второй промышленный кризис, стояла накануне революции. Революция была предотвращена только тем, что крупная буржуазия приобрела за это время достаточное влияние, чтобы убедить правящих пойти на уступки и провести политические реформы в интересах «среднего класса». Дизраэли, будущий лорд Биконсфилд и вождь консерваторов, а в начале 40-х годов глава «Молодой Англии», выпустил в 1844 г. роман «Конингсби, или Новое поколение», в котором дает высоко оцененное в английской литературе изображение политических партий эпохи 30-х годов. В романе имеется нижеследующий простой диалог, резюмирующий ситуацию накануне парламентской реформы, — диалог, который ведется между Конингсби, юным представителем наследственных прав земельного магната, и сыном богатого и влиятельного «окаянного мануфактуриста», Мильбенком:

«— Вы были в Лондоне, Конингсби?

— Да, я был там во время всей этой суматохи.

— Вы, надо думать, весело провели время?

— Да, если считать, что весело проводишь время, когда толпа выбивает у тебя окна. Впрочем, в доме деда все стекла целы. Его дом стоит в закрытом дворе. Вообще дома знатных людей следовало бы ставить в закрытых дворах.

— Я был рад узнать, что все кончилось благополучно, — сказал Мильбенк.

— Это еще не началось, — возразил Конингсби.

— Что? — спросил Мильбенк.

— Как что — революция!

— Билль о реформе предотвратит революцию, утверждает мой отец, — сказал Мильбенк».

«Окаянный мануфактурист» оказался прав. Как только была проведена парламентская реформа в пользу «среднего класса», борьба прекратилась и «надежный союзник» остался один в проигрыше. Те, кого он поддерживал, превратились теперь в его врагов не только по материальному положению, но и по конституционному закону. Сблизить разорявшееся мещанство с пролетариатом и связать их на время в единой борьбе мог только образ жизни — или безобразие ее, — но не цели ее. По мере того как «средний класс» от осознания своей самости переходил к осознанию своей силы, он все глубже проникался чувством единства своих классовых интересов и целей. Но лишь только его сила была признана его правом, самые формулы закона не только определили границы класса и пределы его единства, но и прямо указали на тех, чьи права еще законом не признавались. Тем самым скрытые противоречия обнажились, и стало ясно, что одна социально-историческая категория — индустриального производства — не объединяла, а лишь прикрывала сложные отношения двух противоположных единств. Теперь не только социально-экономическим положением, но и законом — в его утвердительных формулах, а еще больше в его умолчаниях — единству буржуазных интересов было противопоставлено самостоятельное единство рабочего класса.

ЧАСТЬ 18 Фабричная система