Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»

Пиль как будто становится на точку зрения неорганизованных рабочих, направивших свой разрушительный гнев на бездушные машины. Но действительный смысл «фабричной системы» и, следовательно, проклятие ее заключалось не в машинах. Принципом развития промышленности была признана свобода. Ее толкование и составляло действительный смысл системы. А свобода эта понималась по-разному применительно к предпринимателю и применительно к рабочему. Где предпринимателю была предоставлена свобода нанимать, эксплуатировать и рассчитывать рабочего, там на долю рабочего оставалась только свобода выбора между скорой смертью от голода или медленным умиранием от того же голода, болезни и дегенерации. Законы 1799 и 1800 гг. карали всякое объединение рабочих, которое добивалось увеличения заработной платы или уменьшения рабочего дня. Закон о запрещении рабочих союзов был введен со специальной целью гарантировать свободу промышленности, но вот как характеризует его один из историков английского права: «Единственная свобода, о которой тут заботились, была свобода предпринимателя от какого бы то ни было принуждения со стороны рабочих».

Когда в 1824 г. удалось убедить парламент в том, что для процветания промышленности действительно должна быть предоставлена какая-то свобода и рабочим, вышеупомянутый закон был отменен. Но лишь только рабочие начали организовываться и провели первые стачки, в парламент полились жалобы предпринимателей, и в следующем же году новый закон был скорректирован в пользу последних. Право на объединение и выработку общих требований у рабочих не отнималось, но запрещалось «принуждать» товарищей к совместным выступлениям или преследовать нежелающих подчиняться общему решению. Кара за нарушение запрета была очень сурова, вплоть до каторжных работ. На деле простой разговор о необходимой солидарности рабочих мог быть подведен под действие этого запрета.

Результаты так понимаемой «фабричной системы» сказались быстро. Заработная плата понижалась, питание и жилищные условия рабочих ухудшились до крайней степени: питались едва ли не отбросами, жили в сырых, нетопленных подвалах, где спали вповалку мужчины, женщины и дети, здоровые и больные всеми возможными болезнями. Люди обессиливали, тупели, развращались, дегенерировали, становились преждевременными инвалидами и идиотами. В погоне за более дешевой рабочей силой фабриканты стали заменять мужской труд женским, — жена или дочь рабочего невольно выступали конкурентами мужу и брату, и нередко именно на женщину, с ее пониженным заработком, падало бремя содержания целой семьи.

Но скоро и женский труд показался препринимателям дорогим: к машинам начали приставлять подростков и детей. Более того — дети были поставлены в условия конкуренции. Дело в том, что как ни безвыходно было положение рабочих, они старались не отпускать детей на фабрики — и ради устранения конкуренции, и по побуждениям простого родительского и человеческого чувства. Началась погоня за «свободными» детьми — за сиротами, содержавшимися на средства приходов, приютскими детьми. Под предлогом приучения к машинам их заставляли трудиться без ограничения времени, до истощения сил, брали и на дневную и на ночную работу. Их пища была той же, что у домашних животных, платье на них — отрепье; не только о своем жилище, но и о своей койке не приходилось помышлять там, где нора, освобожденная ушедшим на смену, тотчас занималась притащившимся от станка, засыпавшим на ходу жалким подобием человеческого дитяти. Медицинский надзор приходил сюда только затем, чтобы исследовать физические силы такого существа, определить его бо́льшую или меньшую пригодность для работы, — в тех случаях, когда из нескольких кандидатов можно было выбрать лучших. Но зато, когда их не хватало, их можно было привязать к машине веревкой такой длины, какая позволяла эту машину обслуживать, или заковать в ножные кандалы. Если положение взрослых рабочих было «похоже» на положение черных рабов, то положение детей только тем отличалось от положения негров на южноамериканских плантациях, что ребенок физически слабее взрослого. Насколько широко было распространено такое рабство белых в Англии начала XIX века, каковы здесь пределы «наилучшего» и «наихудшего», какие в них количественные отношения (вопросы, постановкой которых буржуазные историки хотят смягчить ужасную картину) — не столь важно для понимания того, в чем суть и смысл так называемой «фабричной системы», системы эксплуатации!

ЧАСТЬ 19 Формирование новых классов