Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

В оригинале – туз желудевый (zaludsk'e eso), что действительно в немецкой (чешской марьяжной) колоде соответствует в привычной нам французской трефовому тузу. Только вот вид самой карты совершенно иной: не скромный крестик на белом фоне, как у нас, а жуткий багровый полумедведь, полу-кот (kocic'ak – кошак или Belzebub – дьявол, как зовут его чехи, см. комм., ниже: ч. 3, гл. 1, с. 25) с голубыми ушами и лапами под парой желудей, который пялится на играющего точно такими же буркалами, как неотвязный мооровский красноармеец. А вот на картах сходного достоинства других марьяжных мастей ничего подобного нет, ни буро-малинового беса, ни его гипнотизирующих глаз – невинные гербы и все, так что туман в глазах Ходоунского должен быть действительно преизрядный, если он не вздрагивал при сдаче. Это первое. А второе и более важное – у картежников желудевый туз считается самой несчастливой картой в колоде, приносящей беды игроку, так что на самом деле Ходоунский выражается скорее фигурально, а не буквально. Играя в поезде, он был так сыт и пьян, что не обращал внимания на частый приход туза – предвестника беды.

Мерзко ухмыляющийся туз желудей фигурирует в раннем рассказе Гашека об учителе-картежнике, которому после крупного проигрыша накануне вечером в господе все ученики представляются какой-нибудь из вчерашних, принесших ему неудачу карт («R'imsk'a literatura» – «Sv'itilna», 906).

Profesor pod'ival se zurive po tr'ide. Tohle je prekvapen'i! Tamhle Grulich skleb'i se jako zaludsk'e eso. Usi mu tak odst'avaj'i a nehty m'a jako dr'apy. Dve hry byly pekn'e s zaludsk'ym esem, ale kdyz se jednalo o sedes'at korun, prebil mu pan rada t'im esem jeho kr'ale zaludsk'eho.

«Grulich! Reknete mne, Grulichu, ucil jste se?».

«Ucil, pros'im».

(Je to prece jen ten Grulich zaludsk'e eso!)

Учитель с ненавистью оглядел класс. Вот же диво. Сидит Грулих и ухмыляется точь-в-точь как желудевый туз. И уши у него оттопыриваются и на руках не ногти, а когти. Как хорошо сыграл учитель давеча два круга с желудевым тузом, но когда дошло до шестидесяти корон в банке, этим-то тузом и убил пан советник желудевого короля учителя.

— Грулих! А ну отвечай, Грулих, учил или нет?

— Учил, простите.

(Нет, ну вылитый желудевый туз этот Грулих!)

С. 14

обер-лейтенант Мацек – чех на все сто, хотя и говорил только по-немецки

В оригинале: Cech jako poleno. Буквально, чех в доску, здесь же скорее – «чешская морда».

С. 16

Дежурный подошел к нему и доложил, что выполнить приказ никак нельзя

Дежурный в оригинале – Dienstf"uhrender (Dienstf"uhrender sel к nemu а rekl), то есть фельдфебель, помощник командира по строевой службе. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 483.

C. 17

Присоединили отряд к Семьдесят третьему полку, чтобы легче было отступать.

Очевидно, что Ходоунский рассказывает о злоключениях 91-го полка, который в первые месяцы войны в составе 14-й горской бригады 47-й пехотной дивизии воевал против сербов в Боснии (1-й батальон и до войны дислоцировался в Боснии, а 2-й, 3-й и 4-й были переброшены сюда же в августе 1914-го). В отличие от 91-го первого полка, у 73-го пехотного только три батальона оказались на сербском фронте (1-й, 2-й и 4-й) в начале войны, а 3-й и вовсе не воевал, всю Первую мировую кантуясь в Праге, как резерв верховного командования. 73-й полк почти на сто процентов состоял из судетских немцев, набиравшихся в эгерском (Eger) призывном округе (ныне город с чешским названием Хеб (Cheb) прямо на границе с ФРГ).

Что же касается дальнейшей истории 91-го, то, согласно чешским военным архивам (JH 2010), в феврале 1915 года 2-й, 3-й и 4-й батальоны перебрасываются из благодатной Далмации в прохладную Галицию. Это и есть время Гашека и Швейка: в Карпатах три батальона 91-го полка будут воевать до ноября 1915-го, после чего вновь перебрасываются на юг, теперь в Италию. Но это уже вне контуров романа и жизни его автора, с 24 сентября 1915-го он в русском плену.

Швейк с Ванеком играли в «долгий марьяж».