По-венгерски курицу кличут: «пи-пи-пи-пи-пи» (pi-pi-pi-pi-pi), а аналогом нашего «цыпа, цыпочка» будет «пи-пи» (pipi). «Пута-пута» венгры, к которым обратился, не слышали. Говорят, звучит совершенно чужеродно, может быть что-то цыганское.
От себя добавлю, что есть слово «Buta» – глупый, не знаю, насколько подходит по контексту.
Господа «У старой дамы» («U Star'e Pani») существует до сих пор на том же месте в Старом городе. Ныне это сразу и одновременно ресторан, гостинца и джаз-клуб. Улица Михальска (Praha 1, Michalsk'a 441/9).
Леопольд Вольшлегер (Leopold Wohlschl"ager, 1855–1929) – пражский палач. Был приемным сыном другого знаменитого исполнителя приговоров в чешских землях Яна Пиппигера (Jan Krtitel Pippiger, 1838–1888). Начал пособлять отчиму еще юношей, в частности пятнадцатилетним мальчиком помогал вешать в Пльзени знаменитого убийцу Яна Яничека (Jan Janecek, он же Serynek), см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 429. По смерти Яна Пиппигера пражский уголовный суд, выбирая между 28 кандидатами на вакансию, остановил свой выбор на пасынке покойного и с 28 июня 1888-го Леопольд Вольшлегер становится палачом в Чехии. Годовое его жалование составляло круглых 800 золотых (1600 крон) и за каждого казненного отдельно еще 25 золотых (50 крон); иными словами, Швейк плохо осведомлен о цене одной уголовной головы. Любопытно, что, начав вешать в Австро-Венгрии, Леопольд Вольшлегер так же добросовестно исполнял свой долг и в республике. Работа была непыльная, за 41 год беспорочной службы Леопольд Вольшлегер отправил в мир иной всего-то навсего 28 осужденных. По выходу на пенсию в 1928 году этого заслуженного мастера заплечных дел синекура палача в Чехии и Моравии досталась его зятю, человеку с фамилией Негиба (Nehyba). Семейное ремесло получается.
С. 115
В романе Трансильвания, северо-западный район современной Румынии, называется по-чешски – Sedmihradsko. Ареал распространения запаха получается солидный, до ближайшего трансильванского города Орадя (Oradea) в романную пору венгерского Надюварада (Nagyv'arad), между прочим, места рождения реального Рудольфа Лукаса (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 199), – что-то около 250 километров по прямой.
Швейк, кончено, присягал императору еще в бытность солдатом срочной службы, до войны, о чем почему-то забыл Гашек в романе, перепутавший свою судьбу с судьбой своего героя. Во всяком случае, еще недавно все тот же Лукаш был уверен, что Швейк клятву верности своему государю не давал, см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 471.
Швейк повторяет армейскую присягу очень близко к тексту, только меняя адресата. В реальности солдаты присягали не императору, а Богу всемогущему (HL 1998).