Комментарии: Заметки о современной литературе

Из других рассказов выясняется, что в борьбе за выживание и врач не союзник, а противник. Умный Миша пытается вбить эту истину в голову простодушного Рубена, доказывая, что ни при каких обстоятельствах к врачу нельзя обращаться. Лекарств все равно нет. А лекарства «с воли» – строго запрещены. Застукают, что вместо интернатского слабительного, от которого болит живот, принимаешь импортный препарат, – можешь угодить в дурдом. Будешь доказывать свою правоту – это уже почти гарантированный дурдом.

И все же было бы ошибкой трактовать эти рассказы, с длинными диалогами в духе театра абсурда, как рассказы «обличительные», направленные против советской системы содержания инвалидов в интернатах. Социальный протест – всего лишь побочный продукт куда более глубокой экзистенциальной проблематики, выступающей из всех проявлений интернатского быта. Вот почему самое незамысловатое повествование часто оборачивается всеобъемлющей метафорой. Что такое, например, муха, садящаяся на человека? Досадная помеха. Шевельнул ногой, взмахнул рукой – и муха улетела. А если человек парализован и ноги у него неподвижны, муха его кусает и укус ее гораздо болезненней укуса комара? Но хуже всего – тараканы. Они не кусаются и для человека, способного шевельнуть ногой, не опасны. Но если «человек не шевелится, если он неподвижен абсолютно, тараканы могут есть его кожу. Заживо. Через час-другой таракан добирается до плоти человека и продолжает есть <…> Это очень больно». Миша не может шевельнуть ногой, и по ночам его иногда едят тараканы. Как с ними бороться?

Рубен сооружает из стеклянной банки ловушку по рецепту журнала «Наука и жизнь». Через неделю банка полна тараканов. Места тараканов во внутрибаночной иерархии служат отправной точкой для соображений Рубена о месте инвалидов в иерархии интерната. Он может сидеть в коляске прямо, выехать в коридор и добраться до туалета. С точки зрения нянечек, он умнее неподвижно лежащего Миши. Бубу, глухонемой улыбчивый дебил, может мыть полы и двигать мебель – стало быть, он умнее Рубена. Но все равно все они, с точки зрения обычных людей, – не ценнее тараканов. Вон пришли нянечки тараканов травить. Сами они в масках. Можешь передвигаться – выкатывайся в коридор или на балкон. А не можешь – твою кровать не вынесут, а комнату обольют дихлофосом. После такой санобработки инвалид со слабыми легкими обречен на несколько недель сильных головных болей и сердечных приступов. «Мы – тараканы», – резюмирует Миша. «Почему не мухи?» – отзывается Рубен. «Мухи – летают».

Вопрос «кто мы?» – вопрос экзистенциальный, и на него герои так или иначе ищут ответ на протяжении всего повествования. Неумолимая, безжалостная мрачная логика Миши неизменно побеждает эмоции Рубена, которого Миша то и дело беззлобно называет дураком и идиотом. Рубен вот обижается, что на обед принесли отвратительный интернатский борщ. Миша насмешливо спрашивает: «Кто мы такие вообще, чтобы нас кормить?» И логически безупречно доказывает, что раз обществу от них, инвалидов, нет никакой пользы, то они лишние, а если всех лишних поубивать – стране больше еды достанется.

Самое страшное в положении беспомощного инвалида – вовсе не плохая еда, холод, грубость нянечек, бесправие и постоянная угроза дурдома, в который попадают те, кто высказывает недовольство, и даже не постоянные боли. Самое страшное – это сознание собственной никчемности, ощущение проигранной жизни, которое ничем не поправить. Отсюда – постоянно возникающий мотив самоубийства.

Воля к жизни в замкнутом мире интерната не ценится совершенно. Воля к смерти ценится куда больше. Вот подвижный Рубен (он, напомню, может ездить на коляске по коридору интерната) привозит неподвижному Мише свежую новость: новенькая бабушка в шкафу повесилась. Миша с интересом начинает вычисления. Высота стандартного интернатского шкафа меньше человеческого роста. «Получается, что она повесилась на коленях. Сильная старушка», – резюмирует Миша. Рубен же про сантиметры не думал, но оценил то, что повесилась в шкафу. «В шкафу не сразу найдут, откачать не успеют».

«Ты почему вены не режешь?» – этот вопрос Миша задает Рубену походя, в обычной словесной пикировке. «В дурдом боюсь попасть, – так же спокойно отвечает Рубен. – Еще английский хочу выучить». – «И ты умный после этого?» Рубен покорно соглашается – нет, действительно дурак.

Миша, обреченный на медленное и мучительное умирание, мечтает о смерти быстрой и легкой и обсуждает с другом способы самоубийства. «Ты мог бы перерезать мне горло», – говорит он Рубену. Рубен вовсе не ужасается, он просто пользуется инструментом друга – логикой, чтобы объяснить тому, почему это невозможно. У него едва работает рука, не хватит сил. Потребуется слишком много времени, придут нянечки, «нас спасут и отправят в дурдом».