Коммерсанты

— Ну, не скажите, — продолжал смеяться Гордый. — Они, Рафаил Наумович, избавились от меня совсем по другой причине. За добросовестность и преданность делу, как ни странно. Вы ведь тоже хотели меня уволить из-за преданности власти. Мои исполнительность и усердие были не по душе кое-каким влиятельным чинодралам. Я им задавал работу. Все началось с Египта. Я доложил о том, что. работа наших некоторых советников вызывает возмущение у египетского правительства. На мой доклад не обратили внимание. А когда Садат вытурил наших из Египта, перепугались чинодралы, решили избавиться от меня, как от свидетеля их служебного провала. Правда, дали поработать в Афганистане, курс на мое изгнание уже взяли. Думали, я не вернусь из Афганистана, погибну… Так что ваша реакция на мою дотошность в работе меня не удивила, Рафаил Наумович.

Они остановились на мосту, прильнув спинами к каменным перилам.

— Раньше я был кучеряв, Рафаил Наумович, шевелюру было под фуражку не загнать. А после Египта стал лысеть. Алабация называется болезнь, полное облысение. Так что память о прошлом осталась на всю жизнь. Но, к счастью, не в назидание.

Они еще немного постояли, вскинув к солнышку лица.

Рафинаду казалось, что Гордый хочет еще что-то сказать. Бывает так у замкнутых людей, раскрылась какая-то шторка в душе. Или слишком густел летний легкий воздух, пахнущий нагретым асфальтом и водой. И в густоте этой ноздри уже улавливали горклый запах пороха, ржавой проволоки и псины. В такие минуты, как перед сражением, тянет говорить откровенно.

— Вы хотите еще что-то сказать, Семен Прокофьевич? — мягко спросил Рафинад.

— Да, хотелось бы, — казалось, Гордый обрадовался вопросу. — Но есть некоторые тактические соображения.

— ?!

— Мне стало известно… В Мариинский дворец органы заслали своих людей. Сами заслали или по указанию обкома, не знаю.

— Зачем? — быстро спросил Рафинад.

— На случай, если в Москве возьмут верх путчисты, — ответил Гордый. — Чтобы немедленно арестовать депутатов, мэра. А может, и хлопнуть в суматохе.

— Вы утверждали, что КГБ настроено лояльно к демократам, — озадаченно произнес Рафинад. — А выходит…

— Я сказал, что мое бывшее ведомство сложный организм, со многими подразделениями. И не все думают одинаково. — Гордый умолк.

Рафинад терпеливо ждал. Неспроста же Гордый заговорил о таких серьезных вещах.

— Надо передать мэру эту информацию, — Гордый потер пальцами край глаза, попала соринка.

— Передайте, — Рафинад почему-то приглушил голос. — Сами и передайте.

— Сам не могу, — ответил Гордый. — Многие из охраны меня знают. Одно мое появление вблизи мэра тотчас станет известно там, где бы мне не хотелось засвечиваться. Это должны сделать вы, Рафаил Наумович.

Рафинад изумленно посмотрел на своего начальника отдела безопасности.

— Именно вы, — с уверенностью добавил Гордый. — Мэра сейчас нет в Ленинграде, его ждут, он должен прилететь. Я сообщу вам, проконсультирую. Или передать сведения в записке лично мэру или… надо будет действовать сообразно обстановке.

— Ну хорошо, — раздумчиво протянул Рафинад. — Я сообщу об этом кому-нибудь из приближенных мэра. Или из охраны. Передам записку.

Гордый хитро подмигнул.

— Рафаил Наумович… неужели вы упустите возможность лично предоставить мэру подобную услугу? Бог даст, утихнут страсти, а память о такой услуге у мэра сохранится. Подумайте. Сильные мира сего тогда и сильны, когда не забывают такое. В противном случае они проигрывают сами себе, по очкам.

— Идет! — азартно воскликнул Рафинад. — Грех в такие часы думать о выгоде, но, черт возьми, мало ли как все обернется! И если нашлись люди, которые засылают лазутчиков, то должны быть люди, которым это не по душе.

— Именно так. — Гордый сжал согнутый локоть Рафинада. — Возвращайтесь на фирму, старайтесь не занимать телефон, и, чередуя пробежки с быстрым шагом, он направился к Мариинскому дворцу.

Главбух Остроумов сидел за столом и, отвернувшись к подоконнику, накручивал ручку радиоприемника.

— Плохи дела в Москве, — сказал Остроумов, поднимая маленькое подростковое личико навстречу генеральному директору. — Танки окружили Белый дом на Краснопресненской. Ельцин с танка обратился к войскам, а те ни хрена по-русски не понимают, из Азии ребята. А у нас эскимо на палочке! Третий раз транслируют «Лебединое озеро». А рак подползает незаметно, когда начинается боль и поздно что-то предпринимать.

— И у нас понемногу закипает, — проговорил Рафинад, — информация плохая.

— Глушат, сукины дети, — вздохнул Остроумов. — Поймал какую-то станцию, но, видно, любительская, слабая… С чем пожаловали?

— Покажите мне последние платежные поручения. Остроумов без лишних слов извлек толстую папку.

— Тут многих нет. Из тех, что оставались у вас, в кабинете.

— Да, я знаю. Меня интересуют поступления последней недели. Или двух недель.

Рафинад перебирал платежные поручения, внимательно просматривая реквизиты…