Коммерсанты

— Генерал! — усмехнулся мэр. — Вы прекрасно знаете, что я один из разработчиков Закона о чрезвычайном положении. У нас что? Стихийное бедствие, эпидемия? — Мэр обернулся к сидящему за столом начальнику Управления внутренних дел. — А? Полковник!

Над столом поднялся полковник, недавно назначенный на должность начальника ГУВД. Его смуглое лицо, в глубоких ранних морщинах, было смущенным. Разновеликие серые глаза устало смотрели на мэра.

— Нет, Анатолий Александрович… в городе полный порядок. Мы контролируем ситуацию, никаких деструктивных явлений.

— Тогда зачем вы здесь, Аркадий Григорьевич? — Мэр смягчил тон, он симпатизировал честняге-полковнику.

— Да вот, понимаете, — обескураженно развел руками полковник. — Вызвали. Учат, как себя вести.

— Вы должны вести себя как всегда, Аркадий Григорьевич. Идите и работайте. Я очень на вас надеюсь… И спасибо за подкрепление ОМОНа, полковник. Они были явно кстати, в аэропорту, — мэр со значением полоснул взглядом первого секретаря обкома, что спокойно просматривал какие-то бумаги.

Полковник с явным облегчением направился к выходу. В дверях он встретился взглядом с Рафинадом. И на мгновение замешкался — он прекрасно знал в лицо всех из охраны мэра. Но, видимо, решив, что Рафинад из приближенных командующего, вышел из кабинета. «Как бы мне тут не расколоться?» Рафинад отпрянул к стене и, стараясь не привлекать внимания, мягко подался в угол кабинета и присел на стул, полускрытый обильными воланами гардин.

— Вот, Виктор Николаевич, — мэр продолжал стоять. Стоял и командующий. — Все, оказывается, спокойно в граде Петровом.

— У меня приказ, Анатолий Александрович. Шифрограмма!

— Покажите.

— Не могу. Она секретная.

— Прекрасно, — подхватил мэр. — Скажите, генерал, в шифрограмме есть приказ ввести в городе Ленинграде чрезвычайное положение?

— Нет. Таких указаний нет. Но министр, по телефону…

— Стало быть, вы берете на себя всю ответственность, генерал? — не отступал мэр. — И ничем не докажете, что идете на преступление против своего народа не по своей воле, телефонный звонок к делу не пришьешь, генерал. Вы честный, обязательный человек. И этим пользуются. Вспомните о судьбе генерала Родионова в Тбилиси. Телефонные звонки погубили Родионова. Подобное ждет и вас. Завтра, когда события повернутся вспять, о звонках никто не вспомнит, кроме вас одного. Неспроста в шифровке нет и слова о вводе войск. Они подставляют вас, генерал. Вы один будете нести ответственность за все, что случится, — мэр продолжал стоять. Стоял и командующий. Тугие мысли сейчас колобродили в его седеющей голове. Каждое слово мэра раной саднило душу. — Вспомните генерала Шапошникова, в дни новочеркасских событий, в шестьдесят втором году, когда униженные, бесправные и голодные поднялись против банды негодяев. Николай Матвеевич Шапошников отказался стрелять в собственный народ. Он сказал: «Я не вижу противника!» Он все потерял, что наработал за годы, отданные армии. Но он обрел свое место в истории. Он избежал Нюрнбергского суда…

Рафинад видел внимательные лица всех, кто сидел за совещательным столом. Перевел взгляд на охрану мэра. И они были напряжены. Конечно, каждый из военных, сидящих за столом, наверняка был вооружен. В любой момент они могли объявить мэра изменником и, пользуясь особыми обстоятельствами, арестовать.

— Я призываю вас, генерал, выполнить свой долг перед народом и президентом, — мэр заложил руки за спину и приподнял подбородок в манере университетского профессора. — Вы честно служили стране, генерал, но если вы сделаете сейчас роковой шаг, впустите в город войска, вас будут считать предателем и палачом.

Даже из дальнего угла просторного кабинета было видно, как командующий вздрогнул. Он растерялся. С ним давно никто так не разговаривал. И еще здесь, в его же кабинете.

— Что вы нас пугаете, Анатолий Александрович, — произнес с места первый секретарь обкома и погладил рукой зачесанные назад темные гладкие волосы. Его всегда готовое к улыбке лицо, наверно, сформировало свое выражение еще в годы комсомольской юности.

Мэр не обернулся, он и так знал, кто говорит.

— А вы вообще бы помолчали, гражданин. Вам бы не здесь сидеть, а выбежать на площадь и кричать всем, что ваша партия не имеет к путчу никакого отношения. Присутствием здесь вы исторически уничтожаете собственную партию.

— Вы, господин мэр, юрист, и красноречие — ваша профессия, — первый секретарь не удержался и скатился на привычную обкомовскую дорожку, истоптанную многолетним партийным опытом. — У вас полный хозяйственный развал, промышленность падает.

— Лжете! Промышленность выполнила свой план по первому полугодию. Но сейчас не время об этом говорить.

— Время, господин мэр! Чувствуете, как качнулось под вами кресло. А жаль. Уж очень хочется поглядеть, к чему приведет ваша демократия. К развалу страны она уже привела…

— Во всяком случае, к психушкам, тюрьмам и казням не приведет, как привела ваша партия преступников. А там, Бог даст, как-нибудь управимся, вылезем из смрада прошлого, — мэр пренебрежительно отмахнулся.

Первый секретарь почел себя задетым.