Читаем Коммод полностью

– Да, очень велики. Я полагаю, что они должны заплатить мне столько же, сколько собрали Сулла или Помпей во время восточных походов.[21]

Бебий Лонг поперхнулся, удивленно посмотрел на правителя.

Тот подтвердил:

– Взять меньше не позволяет наше достоинство.

– Но у них нет столько золота и серебра, – пожал плечами Бебий.

– Ты в этом уверен? – спросил цезарь.

– Так точно, государь.

– Бебий, ты должен отвечать за свои слова.

– Поверь, государь, мне известно наверняка, что у квадов и маркоманов нет таких сокровищ. Если ты потребуешь, чтобы они в счет требуемой суммы продавали себя в рабство, они будут воевать, так как ты не оставишь им выбора. Если они оберут всех своих общинников, если даже извлекут сокровища, которые хранятся в священных рощах, это не составит и пятой части названной суммы.

– Что ж, Бебий, ты сам назвал добычу, которую могут заплатить германцы. С завтрашнего дня примешь участие в переговорах и выколотишь из подлецов не менее четырех тысяч талантов золота и серебра. Головой ответишь, если варвары начнут скупиться.

– Государь!.. – воскликнул Бебий.

Коммод краем глаза заметил, как на лице Тигидия Перенниса промелькнула довольная ухмылка. Он повернулся к префекту:

– Это касается тебя тоже, Тигидий. Никто не снимал с тебя ответственность за положительный исход переговоров. А теперь, други, прошу за праздничный стол. Сегодня будем веселиться до упаду, точнее, до того момента, пока кто-нибудь первым не скатится на пол. На него будет наложен штраф в пятьдесят золотых, которые пойдут в кассу коллегии Венеры Виндобонской.

Коммод испытал искреннее удовольствие, отметив, как вытянулись лица у Бебия и Тигидия. Не все же ему одному пребывать в страхе за свое будущее. Пусть и его подданные проникнутся ощущением ужаса, который день и ночь донимал молодого цезаря. Он даже похвалил себя за ловкость, это был хороший способ приводить к покорности строптивцев. Он назвал этот прием правилом номер один.

<p>Глава 8</p>

Неделю Бебий Лонг и Тигидий Переннис вели переговоры с послами варваров, однако приемлемого решения так и не удалось найти. Новое требование императора они встретили спокойно, словно ожидали чего-нибудь подобного. Молчали долго, наконец старик-бур Видукинд заявил: «В нашей стране не хватит золота и серебра, чтобы утолить голод молодого царя». Тигидий, на этот раз державшийся чрезвычайно активно и даже грубо, в сердцах стукнул кулаком по столу, обвинил германцев в скопидомстве, на что длинноусый конунг Теобард, вождь маркоманов, спокойно ответил:

– Зря пугаешь нас, префект Переннис. Бессмысленно требовать того, чего у нас нет. И ты, и легат Лонг тоже знаете об этом. Если это последнее слово великого цезаря, мы воз вращаемся домой. Пусть наши обиды утолят мечи.

Положение спас третий посланник – старейшина племени маркоманов Сегимер, предложивший не спешить, унять неразумные страсти, попытаться поискать взаимоприемлемое решение. Возможно, император согласится растянуть выплату на несколько лет или, например, заменить ее какими-либо иными товарами?

Старейшина квадов, вполне сносно владевший латынью (как, впрочем, и двое других послов, – всем им пришлось пожить в пределах империи), охотно поддержал его:

– Давайте внесем в зачет суммы стоимость ваших соотечественников, которых мы якобы удерживаем в своих землях и число которых, как вы утверждаете, превышает сотню тысяч человек. Цены можно брать средние, те, что сложились на рынке в Виндобоне.

Вечером во время доклада Бебия о состоявшихся переговорах, услышав ответ варваров, император помрачнел:

– Ты в своем уме, Бебий? – тихо спросил он. – Один из главных условий договора пункт о выдаче всех наших подданных, взятых в плен во время Северных войн. Теперь, выходит, мы должны выкупать римских граждан. В таком случае меня вполне обоснованно могут спросить, кто победил в этой неначавшейся войне. Вы ставите меня в двусмысленное положение и даете лишний довод для начала боевых действий. На чью руку вы играете?

Лонг побледнел.

– Ладно, иди.

Бебий спиной ощутил, с какой холодностью глянул ему вслед император. Встретившись с Переннисом, он передал ему, что цезарь отрицательно отнесся к этому предложению. О «двусмысленности» положения, на которое намекнул Коммод, не упомянул. Он не верил Тигидию. Во время переговоров, а также во время общения с императором префект по-прежнему вел себя с туповатой готовностью исполнить любой приказ. Между собой Бебий и Переннис на посторонние темы почти не разговаривали – в этом, как признался себе Бебий, уже отчетливо сказалось веяние времени. Оба таились, понимая, что провал переговоров, разочарование императора грозит им опалой.

Нерадостно было на душе. Вспомнилось, как он сидел в своем лагере на той стороне Данувия, ждал приказа о выступлении… Райская жизнь, если рай, как утверждал его отец, существует.

Он решительно придавил меланхолию и попытался разобраться в сложившейся ситуации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза