Коммодор Хорнблауэр

К тому времени, как они снова вышли на палубу, судно-водовоз уже стояло у борта. Несколько моряков «Несравненного» перебрались на него и смешались с русскими, помогая им в работе. Рабочие партии бодро налегали на рукоятки помп и длинные змеевидные парусиновые рукава пульсировали при каждом ударе. На баке поднимали вязанки дров; моряки напевали, выбирая ходовые концы талей.

— Благодаря вашей щедрости, сэр, — сказал Хорнблауэр, — мы, при необходимости, сможем продержаться в море четыре месяца без захода в порт.

Ланч в каюте Хорнблауэра был накрыт на восьмерых: Хорнблауэр, Буш, два старших лейтенанта и четверо русских. Буш потел от волнения, глядя на не слишком гостеприимный стол; в последний миг от отвел Хорнблауэра в сторону в бесплодной попытке умолить коммодора, чтобы тот изменил своё решение и в дополнение к обычным корабельным припасам приказал подать что-либо из оставшихся в кают-компании деликатесов. Буш никак не мог отказаться от своей навязчивой идеи о том, что царя необходимо хорошо накормить; любой младший офицер может навсегда распрощаться с мыслью о продвижении по службе, если, принимая адмирала, рискнет поставить на стол обычную говядину из матросского рациона, а Буш мог мыслить только категориями приема адмиралов.

Царь с любопытством посматривал на помятую оловянную супницу, которую Браун поставил перед Хорнблауэром.

— Гороховый суп, сэр, — пояснил Хорнблауэр, — один из величайших деликатесов корабельной жизни.

Кэрлин, в силу многолетней привычки, начал постукивать сухарем по столу, затем прервал это свое занятие, когда вдруг понял, что делает и — вновь застучал, с виноватым видом. Он вспомнил приказы, отданные Хорнблауэром, чтобы каждый вел себя так, словно за столом не присутствовало изысканное общество; коммодор подкрепил свои слова прямой угрозой наказания, в случае невыполнения приказов, а Кэрлин знал, что Хорнблауэр никогда не пугает, если не намерен на самом деле привести свои угрозы в исполнение. Александр взглянул на Кэрлина, а затем, вопросительно, — на Буша, сидящего рядом с ним.

— Мистер Кэрлин выгоняет червей, сэр, — пояснил Буш, близкий к потере сознания от смущения, — если легонько постучать, они вылезут сами, вот так, видите, сэр?

— Очень интересно, — заметил Александр, но сухарей есть не стал; один из его адъютантов попробовал повторить эксперимент, взглянул на появившихся толстых, белых червяков с черными головками и разразился длиннейшей тирадой, очевидно, русских ругательств, — это были практически первые его слова с момента прихода на корабль.

После столь неприятного начала, гости осторожно попробовали суп. Но гороховый суп, как справедливо заметил Хорнблауэр, действительно был наиболее вкусным блюдом в британском флоте; адъютант, который выругался при виде червей, попробовав его издал удивленно-одобрительное восклицание, быстро съел первую тарелку и наполнил ее снова. На следующую перемену было подано всего три блюда: отварные соленые говяжьи ребрышки, вареный говяжий соленый язык и вареная соленая свинина. Гарниром к мясу служила квашеная капуста. Александр внимательно присмотрелся ко всем трем блюдам и вполне разумно остановился на языке; морской министр и адъютанты, по рекомендации Хорнблауэра, получили по тарелке разных видов мяса, нарезанного для них Хорнблауэром, Бушем и Харстом. Молчаливый вначале, а теперь столь разговорившийся адъютант, набросился на еду с истинно русским аппетитом и увяз в тяжелой борьбе с соленой говядиной.

Буш разливал ром.

— Жизненный сок флота, сэр, — сказал Хорнблауэр, пока Александр изучал свой стакан, — могу ли я предложить джентльменам тост, который мы все сможем выпить с самым сердечным удовольствием? За императора всероссийского! Да здравствует император!

Все, кроме Александра встали, чтобы выпить этот тост. Едва они успели сесть, как Александр поднялся с ответным тостом:

— Здоровье короля Великобритании!

Адъютант снова, теперь уже на французском, пытался объяснить, насколько глубокое впечатление на него произвел флотский ром при первом знакомстве. Наверное, самым лучшим доказательством высокой оценки стало то, что он залпом осушил стакан и снова протянул его Брауну. Когда стол был убран, Александр поднялся с очередным тостом:

— За коммодора сэра Горацио Хорнблауэра и за Британский Королевский флот!

Когда присутствующие осушили стаканы, Хорнблауэр, оглядевшись, понял, что от него ждут ответного тоста.